Последние тридцать

Единственная великая книга, которая досталась нам в реальном времени, пришла к нам литературной новинкой, а не родительской классикой — это была эпопея о Гарри Поттере, и поэтому пускай Гарри Поттер будет точкой отсчета в этой системе координат. Наша Россия — это мир Гарри Поттера, то есть мы, люди — это маглы, а где-то там, куда можно пройти через платформу 9 и 3/4, идет совсем другая жизнь, действуют совсем другие законы, и юные волшебники под присмотром пожилых магов летают на метлах, играют в свои странные игры, отправляют друг другу сов и приручают драконов.

Или не сов, или не драконов — мы же маглы, мы об этом ничего не знаем. А тот из нас, кто туда попадет (есть же еще опция «полукровка») — он нам просто ничего не расскажет. Пролетит мимо на метле и не посмотрит в нашу сторону.

Наверное, стоит вспомнить еще одну важную для нашего времени книгу, пусть не великую, но вполне культовую и модную. Там тоже были метлы, и это странное, но важное сближение с миром Гарри Поттера, потому что та метла и эта значат примерно одно и то же — транспортное средство людей из недоступного нам, маглам, магического мира. У Роулинг волшебники просто летали на метлах, а у Сорокина — крепили их вместе с собачьими головами к бамперам своих «меринов», чтобы всем было понятно, что это не просто автомобиль, но автомобиль опричника; да, я сейчас пытаюсь сказать, что если считать нас, обычных русских людей, маглами, то миром волшебников должен быть мир людей власти от рядового опричника до самого верха. Если принять такую систему координат, то остальные детали нанизываются на нее проще простого, и это уже даже не очень интересно. Вот взять Хогвартс — большой старинный замок, главное место в мире волшебников, центр этого мира. В России больших старинных замков почти нет, но именно что почти. Как минимум один сохранившийся и функционирующий есть и все его видели. Российский Хогвартс — большой старинный замок, за высокими стенами которого происходит невидимая нам магическая жизнь, и который сам по себе для маглов — прежде всего туристическая достопримечательность. Пройти мимо, сфотографироваться на фоне, стоя у ГУМа, или даже зайти внутрь, посетить оружейную палату или сходить на концерт во дворец — все равно ничего не увидишь и ничего не заметишь. Поезда туда не ходят и, наверное, надо немного поправить оригинальный сценарий — у нас это не платформа, а подъезд номер 9 и 3/4. В тот мир у нас приходят через подъезды.

Чем мы отличаемся от англичан — они же свой газон по пятьсот лет подстригают, а мы только что засеяли, трава еще вообще не выросла. Хогвартс и министерство магии — они были всегда, и никто не помнит времен, когда их не было. У нас не так, причем мы этим даже гордимся; у кого в детстве были послевоенные («детгизовские») издания Маршака, тот помнит стихотворение «Выше леса, старше моря», в котором Маршак натурально упивается тем, что дети позднего сталинизма сами сажают леса на уроках природоведения, а их родители копают огромные водохранилища на месте бывших лесов и степей — ничего вечного, ничего настоящего. В глубоко континентальных городах вроде Новосибирска это смотрится особенно жутко, когда в районах, прилегающих к водохранилищу, у улиц всякие морские названия («Приморская» или еще как-нибудь), и на фонарных столбах и коммунальных заборчиках потертая всякая морская символика, якоря, рыбы, капитанские фуражки — а все ведь прекрасно знают, что это не море, а просто огромная яма, в которую стекает вода из Оби. Вот это Россия ХХ века.

И как строится мир наших волшебников — мы это тоже видели, мы успели пожить без него. Вопреки стереотипу, он вообще никак не связан с властью прошлого, ни с советской, ни с тем более досоветской. О досоветской даже и думать нечего, она закончилась сто лет назад и обратилась в прах вся целиком, и вспомнить нечего, а советская была устроена совсем иначе, она не была параллельным миром. Сталин был бог — без проблем, пусть бог, но у каждого были как минимум знакомые знакомых, которые этого бога видели или даже разговаривали с ним (масса легенд на тему «остался ночевать на заводе в директорской приемной, и тут звонок — товарищ Сталин на проводе»), то есть и бог был доступен, а вся позднейшая власть, включая вождей — да обычные люди, обычные маглы. Вожди от Хрущева до Горбачева — они ведь именно потому и раздражали современников, что совершенно обычные мужики, а ведут себя как черт знает что, зазнались, но то хотя бы вожди, а уж обкомовско-райкомовский уровень — послать по матери или просто наорать даже на царственного первого секретаря было в порядке вещей и, заметьте, в политических лагерях семидесятых-восьмидесятых, если судить по каким угодно мемуарам, тем более по документам, таких пославших или наоравших не было вообще; в постсталинские времена, чтобы сесть за политику, надо было выполнить понятный минимум требований — распространять печатную продукцию, участвовать в акциях протеста, иметь сношения с Западом. Соответствуешь этим требованиям — тогда езжай в Пермь-36, а нет — тогда ты вполне можешь себе позволить без последствий ворваться к председателю горисполкома, сесть без приглашения и даже прикрикнуть, что это не ваш кабинет, а государственный, и вы обязаны. Вообще это «вы обязаны» применительно к власти — оно до девяносто первого года нормально звучало, не анекдотом, не чудачеством. Обязаны, да, хотя бы на словах — общественный договор, который действовал до 1991 года. До 1991 года мир еще был один, не было никакого Хогвартса. И после несколько лет тоже.

Первый том про Гарри Поттера вышел на английском в 1997 году, за три года до того, как книгу прочитает большинство из нас (говорят, были в Москве какие-то дети, которые читали новинку сразу же и в оригинале — думаю, те дети давно живут в Америке и к нам отношения не имеют), но именно тогда, — и я не знаю, совпадение ли это, — по-настоящему и началось. То есть пришли в движение какие-то важные невидимые пласты, и кто-то в какой-то стене, видимо, именно тогда начал пропиливать контуры подъезда 9 и 3/4.

Это было, конечно, и в телевизоре — уже сильно в разгар первой чеченской войны передача «Взгляд» (уже та, загробная, с одним Любимовым в роли ведущего) показала какой-то огромный сюжет про федералов, и потом герои сюжета были в студии, и ведущий спросил их, мол, за что воюете, и какой-то, может быть, майор сначала выразительно промолчал, как будто подбирает слова, и потом сказал, что вот вы знаете, мы о таких вещах вообще не думаем, просто мы государственные люди, и если надо, то надо, безо всяких разговоров. И потом еще несколько лет подряд в передаче «Взгляд» (кажется, тогда уже появился второй ведущий — главный, как до сих пор считается, актер поколения, ныне давно покойный) это словосочетание — государственные люди, — звучало как мем применительно к этому новому сословию немногословных мужиков, которые чужды всякой интеллигентской фигни и просто делают все, чтобы, как пелось в песне, жила страна родная. Это в телевизоре.

А в реальности, данной в ощущениях — как-то (не по статистике, а по знакомым и знакомым знакомых) подскочил конкурс в школу милиции, и ожили вдруг полумертвые высшие партийные школы, переименованные теперь в академии государственной службы, и, что было нагляднее всего, началось какое-то очень быстрое и заметное движение в кругу, как бы их правильно назвать, социально нестабильных людей — взрослых, давно где-то отучившихся.

Социально нестабильные — это не бомжи и не люмпены, нет; чтобы было понятно: ну вот мы же представляем себе стабильных. Есть, допустим, врач, он сто лет назад был врачом, и через сто лет будет врачом, а потом выйдет на пенсию и снова устроится на полставки врачом. А нестабильный человек — это наоборот. Вроде бы когда-то был мэнээсом и, кажется, чем-то приторговывал, а потом, когда стало можно, что-то из Польши возил, а еще концерты в ДК организовывал, и помогал в школе ремонт делать, а потом надел кашемировое пальто и купил хорошую машину, но чем занимается, непонятно. Или какая-нибудь соседка, вся в золоте, но черт ее знает, откуда у нее золото, если она нигде не работает. Вроде бы у нее сын на Дальнем Востоке, но, может быть, и нет никакого сына, мы не знаем. Или вот девочка из параллельного класса, а у нее папа на нашей памяти был моряк, потом на бензоколонке работал, потом кафе открыл, а сейчас в автосалоне менеджер — вот какая-то такая социальная группа, «непонятно кто». И вот как раз где-то в девяносто шестом — девяносто седьмом все они, как лососи на нересте, вдруг начали двигаться в одном и том же направлении, и прямо десятками, один за другим, всплывали — кто таможенником, кто налоговым полицейским, кто эмчеэсником, кто убоповцем. Первый раз увидишь знакомую столовскую повариху в кителе с даже не лейтенантскими погонами — сочтешь курьезом, на десятый раз задумаешься — эй, что происходит?

А происходило то, что мир государственных людей на глазах приобретал те формы и очертания, которые кажутся незыблемыми сегодня. Погоны — значит, и дом у него хороший, и машина, и дети пристроены, и (очень быстро это вошло в базовый пакет) недвижимость за рубежом, и все на свете. Познакомились с какими-то девчонками в парке, потащили их в ресторан, а мы уже пьяные, в ресторан не пускают, и тут девчонки достают корочки — то ли таможня, то ли налоговая, но уже никакого фейс-контроля, сидим за столом, пьем дальше, и смотришь на их лица — обычные бабы наших лет, какие корочки, так не бывает! А так и не было, просто — начиналось, и через год у тех девчонок будет какой-то свой парк. Это где-то через год-два появилось — какая-нибудь «база отдыха Сбербанка» за городом, дорогое пафосное место, в которое маглов не то что не пустят, но просто маглу самому не придет в голову туда ехать, там вице-губернатор празднует юбилей, и тамадой у него модный актер из сериала «Бригада». Это еще провинциальные воспоминания — как это начиналось, и еще какими-то обрывками: вот у людей, которые до сих пор читали «Аргументы и факты», на столе теперь постоянно лежит «Российская газета», а вот в городе появляется отделение президентского полпредства, и оказывается, что это более важное место, чем областная администрация, а вот в областном ФСБ делают ремонт, и потасканное советское здание делается вдруг похожим на модный офис, а через дорогу от него открывается кафе «Господа офицеры».

Мир государственных людей до какого-то момента еще казался частью нашего, обычного мира, но чем дальше, тем яснее становилось, что нет, мир именно параллельный, и там свои законы, свои привычки, своя эстетика, свои нравы. «Вам родители дарят на день рождения конфеты, а нам тачки», — дословная цитата из ЖЖ-срача уже 2004 года, в роли получателя тачек — сын областного чиновника; оказалось, что к началу нулевых (в девяностые их не было!) снова откуда-то появились мажоры, причем тогда они с нами еще разговаривали, потом перестанут вообще.

Россия 2015 года, если подходить к ней с меркой единственной по-настоящему нашей и ничьей больше великой книги — это такой мир, в котором существуют непричастные магии маглы, и параллельный ему мир магический, в котором летают на метлах с мигалками, приручают драконов, награждают друг друга орденами и женщинами, живут своими страстями и по своим правилам, варятся внутри себя, и если кто-то войдет в этот мир через подъезд 9 и 3/4, он оттуда уже не выйдет, а если и выйдет, то не поздоровается с нами и ничего нам не расскажет.

Этот мир построился в России за неполные двадцать лет. Это наша магия, никакой другой магии у нас нет и вряд ли будет.