Последние тридцать

Меня попросили написать о политическом активизме, но я решила взять шире и рассмотреть социальные (общественные) движения в России в 1985-2015 гг.. Во-первых, в это время низовой гражданский активизм развивался, а узко политические движения или партии были, скорее, в глубоком кризисе. Во-вторых, это более развитая сфера современных общественных наук.

Что такое социальные движения

Ученые специалисты в этой области предлагают разные определения, я здесь исхожу из самого широкого понимания, а именно: более-менее устойчивое объединение людей, групп и организаций, действующих сообща для достижения общей цели и своей деятельностью расшатывающих привычные властные отношения (или отношения господства-подчинения). Предполагается наличие конфликта («мы» против «они»), солидарное сообщество и активистские практики (т.е. применение практик, отличных от выжидания, подчинения, смирения или индивидуального «выкручивания»), а также общие ценности.

Зачем изучать социальные движения?

С 50-х годов эта область общественных наук бурно развивается на Западе, где широко распространена позиция, согласно которой историю делают не только обстоятельства и структуры, не только властвующая элита, но еще и обычные люди, действующие коллективно (в широком смысле иногда эта позиция называется деятельностно-активистской). Поэтому на Западе социальные движения видятся учеными как основной актор социальных изменений, и их изучение считается необходимым для понимания динамики развития общества и социальных отношений. В России же до недавнего времени эта область исследования была очень малоразвита. Исключение составляет изучение движений перестроечного времени, а сейчас вслед за «Болотным движением» опять возобновился научный интерес к этой теме. Но в основном преобладает мнение, что социальные изменения не могут начать «отсталые и пассивные массы», а все внимание приковано к верховной власти, к элите («либеральной» vs «консервативной»), к внешнему вмешательству либо же к экономическому потрясению.

Как изучать социальные движения?

Подходов к изучению социальных движений огромное множество, и идут оживленные дебаты между школами. Основные вопросы, на которые пытаются отвечать ученые – как социальное движение рождается, как оно развивается, каковы результаты его деятельности. Я здесь сосредоточусь на современных дискуссиях и для ясности разделю научное поле на три направления мыслей.

Самое известное направление – contentious politics (состязательная политика). Самые яркие представители – Ч.Тилли, С.Терроу, Д.МкАдам. Идея состоит в том, что для объяснения динамики социальной мобилизации необходимо принять во внимание совокупность различных факторов и процессов, главные из которых относятся к структурам, в частности, «структуры политических возможностей» (политическая система более или менее благоприятная для мобилизации «аутсайдеров»), «мобилизационные структуры» (способность рекрутмента новых членов посредством групп, сетей, организацией, сообществ) и «репертуар коллективных действий» (зависимость типов возможных действий от культуры страны в соответствующее время). В качестве основных действующих лиц видятся лидеры движения, и им отведена роль стратегов: от их умения «фреймировать» деятельности движения (послать целевой аудитории определенный месседж и коды восприятия движения) зависит их потенциальный резонанс.

Второе направление переносит акцент на агентов (agency), т.е. на способности людей своими действиями воздействовать на структуры. В рамках этого подхода уделяется большое внимание культурному творчеству (в частности, риторике), ценностям, эмоциям и морали (соединенным в концепте «морального шока» Дж.Джаспера), коллективной идентичности и стремлению к публичному признанию своей идентичности (А.Мелуччи).

Третье – условно – направление можно назвать прагматическим подходом. Здесь главным концептом выступают практики, ситуации, взаимодействия, общение, опыт. К нему можно отнести социологию публичного оправдания, которая признает за любым человеком способность к оценочным суждениям в ситуации публичного спора (Л.Болтански и Л.Тевено), социологию разнообразия режимов вовлеченности Л.Тевено, которая рассматривает проблему объединения людей и обобщения деяния в самых разных плоскостях их жизни, вплоть до самой тривиальной, повседневной, близкой и знакомой сферы, а также социологию политической культуры активистских групп Н.Элиазоф и П.Лиштермана, которая анализирует процессы (де)политизации через ситуационный анализ интеракций и фреймов интеракций (по И.Гоффману), в первую очередь бесед.

Прагматический подход развивается сейчас в России, по крайней мере среди социологов, проводящих полевые исследования в среде активистов. Это связано с тем, что подход особенно хорошо соответствует спецификам российских реалий, т.е. мобилизации в условиях аполитичного общества. В качестве примеров можно назвать следующих исследователей: Закирова; Гладарев; Клеман, Мирясова и Демидов; Ковенева; Алапуро; Тыканова). Даже движение «За честные выборы» было удачно проанализировано через призму превращения выборов в «личное дело» благодаря укорененности события (фальсификации и первые митинги-аресты) в привычной (близкой) среде повседневных пользователей интернета. Мои собственные исследования вписываются в прагматический подход.

Социальные движения в России не сводятся к демократическому движению эпохи Перестройки или к «Болотному движению»

Сегодня распространено мнение о том, что «обычные» граждане постсоветской России скорее пассивны, не очень демократичны и склонны поддерживать «сильную власть». Считается также, что люди доказали свою способность к социальной мобилизации и протесту всего лишь дважды: во время Перестройки, когда массовые митинги и демонстрации привели к смене режима, и в 2011-2012 гг., когда «рассерженные горожане», особенно в Москве и Санкт-Петербурге, вышли на улицу требовать «честных выборов». Такая картина соответствует реальности, но только отчасти: если наше внимание будет сосредоточено исключительно на результатах опросов общественного мнения или мнениях московской «либеральной интеллигенции». Поэтому необходимо напомнить некоторые тренды в развитии низовых социальных движений постсоветской России.

Хорошо известно о движениях перестроечного времени, среди которых – движение «неформалов», экологические движения, национальные движения, клубы избирателей, рабочее и шахтерское забастовочное движение. Они играли определенную роль в демократизации страны. Однако, начиная с 1992 года и «шоковой терапии», низовая мобилизация пошла на убыль. Все девяностые годы происходила деполитизация общества и отторжение общественной деятельности. Факторов пассивности множество: переход к бизнесу или структурам власти лидеров былого уличного демократического движения, превращение большой части оставшихся инициатив в аполитичные НКО, живущие за счет зарубежных грантов, глубокий общественно-политический шок и потеря всяких ориентиров, обнищание большинства трудящихся, необходимость выжить, предпочтение коллективному сопротивлению практик индивидуального выкручивания, публичный дискурс новой демократической элиты (СМИ, политики, интеллектуалы) направленный на дискредитацию протеста и т.д.

В девяностые годы только рабочее-профсоюзное движение время от времени давало о себе знать, сначала не очень громко, а к концу десятилетия, когда часть рабочих успела оправиться от шоковой терапии и задержка зарплаты достигла уже критической отметки, протест звучал все громче. Особенно стоит напомнить о волне захватов предприятий наемными работниками, а также о «рельсовой войне» и постоянном лагере протеста шахтеров в Москве в мае-июне 1998 года, когда было выдвинуто требование отставки Ельцина. Все эти протесты закончились частичным удовлетворением требований и… дефолтом и сменой правительства.

Первый срок Путина ознаменовался полной тишиной на социальном фронте. Причин несколько – дискурс власти резко изменился и стал соответствовать притязаниям подавляющего большинства населения: борьба с олигархами, борьба с бедностью, «диктатура закона», укрепление государства, восстановление великой державы. Кроме того, благодаря падению рубля отечественное производство стало развиваться и зарплаты выплачиваться.

Ко второму сроку Путина часть людей уже почувствовала почву под ногами, что придало им больше уверенности в себе. В то же время началась вторая волна реформ, затронувшая социальную сферу и сферу общественных услуг и угрожающая шаткому благосостоянию. Сперва неожиданно для многих началось массовое движение против монетизации льгот, которое охватило в течение января-февраля 2005 года почти все регионы страны.

В этом движении так или иначе приняла участие большая часть населения, начиная со школьников и студентов и заканчивая пенсионерами, включая также инвалидов, работников Севера, жертв политических репрессий и т.д. Протест, участники которого требовали отменить закон о «монетизации», вспыхнул стихийным образом в виде массовых митингов и демонстраций, захватов государственных учреждений и перекрытия улиц в десятке городов (в частности, в Санкт-Петербурге, Ижевске, Перми, Барнауле, Омске, Кургане, Саратове, Твери, Благовещенске, Новосибирске, Самаре и ряде других). За два месяца – январь-февраль 2005 года – до миллиона человек по всей стране приняли участие в протестных действиях. Впервые правительство РФ было вынуждено пойти на уступки протестующим. Впервые на улицу вышли массы людей без активистского опыта, не политизированные и не имеющие отношения ни к одной из партий. Они вышли с железным намерением защитить свои заслуженные права, которые у них вдруг отняли.

Затем так же снизу люди начали самоорганизовываться во всевозможные инициативные группы для защиты своих прав. На этой почве рождались новые для постсоветской России виды движения, созданные снизу инициативой граждан, которые нередко не имели никакого опыта активной общественной деятельности. Таким образом зарождалось движение против уплотнительной застройки и за сохранение зеленых зон, движение «обманутых дольщиков», движение жителей общежитий, жилищное движение (или движение за контроль жителей над коммунальными и жилищными услугами), движение автомобилистов, экологическое движение, а начиная с 2007 года возродилось и профсоюзное движение, которое, в том числе, дало о себе знать на заводе Форд, затем в Пикалево и дальше.

Именно через заботу о своем жилье, доме, окружающей среде, городе, большая часть людей приходит к общественной деятельности. Особенно массово стали разворачиваться жилищные и городские «битвы» с конца 2005 года вследствие изменений в жилищном и градостроительном законодательстве, а также в связи с либерализацией строительной сферы и ЖКХ, которая привела к резкому ухудшению уровня социальных гарантий и прав в жилищной сфере. Условно говоря, жилищное движение – это ответ жителей на ультралиберальную и антисоциальную жилищную и градостроительную политику, проводимую властями всех уровней вкупе с бизнес-структурами. Это коллективные попытки самоорганизующихся людей влиять на свою жилищную и городскую среду.

Межрегиональное движение жителей общежитий развивалось активно в 2005-2007 и возникло из сетевых взаимоотношений между самоорганизующимися домовыми комитетами, достаточно быстро осознавшими необходимость объединения и единых действий для того, чтобы добиться хотя бы признания проблемы жителей общежитий, которые десятилетиями проживали в общежитиях, обзавелись семьями и после принятия нового Жилищного кодекса были подвергнуты угрозе выселения. Упорное сопротивление жителей общежитий дало свои результаты. К концу 2005 года самые высокие представители власти были вынуждены признать существование проблемы жителей общежитий. К концу 2006 года им удалось добиться того, что Верховный суд вынес решение в пользу проживающих в муниципальных общежитиях и узаконил приватизацию жильцами своих комнат.

Самое разнообразное движение и, пожалуй, наиболее укорененное в привычной для людей бытовой среде – движение жителей, борющихся против т.н. «уплотнительной» или «точечной» застройки. Эти термины означают строительство на внутриквартальных территориях, вблизи домов и в ущерб зеленым, рекреативным или общественным зонам. «Уплотниловка», как говорят в народе, вызывает огромное недовольство у жителей, в первую очередь живущих в близлежащих домах. Сопротивляясь попыткам застроить двор, зеленую зону, снести детскую площадку, детский сад – то есть то, что составляет их привычную среду обитания, – люди показывают наивысшую степень готовности к активному противостоянию. По всей стране завязываются конфликты локального характера вокруг тысяч таких проблемных точек. Это не отличительная черта российских граждан. В США, например, даже появился отдельный термин, указывающий на эту практику – NIMBY (Not In My Back Yard, или Только Не В Моем Дворе). В США выражение носит отрицательный оттенок и используется консервативными политиками для делегитимации локального протеста, который считается эгоистичным. Социологи же говорят о NIMBY-синдроме в случае, если какое-то социальное движение остается исключительно привязанным к местности и отвергает всякое вторжение «чужих» на свою территорию. Не используя никаких специальных терминов, многие российские социологи, эксперты, политики и чиновники (одним словом, «просвещенная» элита) говорят об эгоизме жителей. Иногда слышатся обвинения в «местечковости». Так ли это на самом деле?

На самом деле (и мы основываем наши выводы на наблюдениях сотен случаев точечных конфликтов с 2005 года – в Москве, Санкт-Петербурге и других крупных городах) картина более многогранна. Мотивации и ценностные ориентиры участников инициативных групп разные, также как и степень их вовлеченности в общественную деятельность. Лидеры и самые активные жители, как правило, мыслят шире, чем рядовые жители, и достаточно легко связывают борьбу за сохранение сквера, например, с общей борьбой за сохранение зеленых зон по всему городу, иногда за право жителей влиять на градостроительную политику городских властей в целом. Да и сами инициативные группы бывают разные: есть более или менее сплоченные, активные, готовые к взаимодействию с другими группами, к учету других мнений и интересов. Кроме того, со временем в ряде городов были организованы коалиции инициативных групп, борющихся против уплотнительной застройки с целью оказать друг другу поддержку, а также сообща повлиять на общегородскую повестку дня. Так, например, в Москве Совет Инициативных Групп (2007-2008) добился некоторых уступок со стороны московской мэрии, в том числе официального приглашения представителей СИГа на заседания Межведомственной комиссии по вопросам «точечной» застройки (МВК).

Стоит упомянуть о движении за жилищное самоуправление и капремонт. Существует небольшой, но расширяющийся круг жителей, которые предпринимают активные действия, стремясь к самоуправлению своим домом или, по крайней мере, контролю над управлением. Этот пласт людей нам кажется особенно ценным – тем, что проявляет самый высокий уровень организации и готовности к самоуправлению, в том числе по хозяйственным вопросам. Люди объединены в своих домах в домовые комитеты, инициативные группы, советы дома, ТСЖ, и они борются против захвата своего дома (и жилищного фонда в целом, если речь идет о движении) частными управляющими компаниями, завязанными на местные власти, всячески препятствующими непосредственному управлению общим имуществом дома самими жителями (не стоит недооценивать экономическую цену вопроса – это огромные – и, главное, легкие – деньги с каждого дома). Эта категория жилищных активистов отличается высокой степенью самостоятельности, инициативности и новаторских способностей. Ведь именно среди них большая доля тех, кто полностью избавился от иллюзий государственного патернализма, решил больше не ждать милостыни от государства, а действовать самостоятельно и, в случае необходимости, заставлять государство выполнять свои обязательства перед жителями (в частности, по проблеме капремонта). Существует целый ряд различных городских объединений жителей, которые пытаются влиять на городскую жилищную политику и оказывать содействие жителям города в своих стремлениях самоорганизоваться.

Начиная с 2009 года развиваются городские движения, т.е. движения, объединяющие различные инициативные группы города ради достижения общей цели. Среди наиболее известных городских движений можно назвать следующие:

– Уже упомянутое Пикалево и движение жителей моногорода за его спасение. В мае-июне 2009 года рабочие градообразующих предприятий, профсоюзы и жители, постоянно выходя на улицу и перекрывая федеральную трассу, заставили Путина публично вмешаться в конфликт с собственниками заводов. Вслед за пикалевскими событиями началась настоящая эпидемия перекрытий улиц и восстаний жителей моногородов.

– В Санкт-Петербурге различные инициативные группы и несколько партий объединились для проведения кампании против строительства «Охта-центра» (т.н. «Газпром-башни») и за сохранение историко-культурного наследия города. Самое массовое мероприятие («Марш в защиту Петербурга» 10 октября 2009 года) собрало более 4000 человек.

– В Астрахани жилищное движение, движение «маршрутников», движение уличных торговцев, движение жителей общежитий и движение льготников в разной степени участвовали в акциях против фальсификаций на местных выборах и в поддержку оппозиционного кандидата. После мэрских выборов октября 2009 года в течение двух месяцев проходил так называемый «астраханский Майдан». Самая крупная акция протеста (18 октября) собрала более 2000 человек, которые шествовали к местному Кремлю. Два года спустя, после досрочных выборов мэра, повторилась та же мобилизация, только еще более массовая. Одновременно шла коллективная голодовка и публичные протестные действия. В самой многочисленной уличной акции (14 апреля 2012 года) участвовало около 8000 человек.

– Тольятти и движение против увольнений. В период кризиса (в 2009 году) митинги против сокращений на АвтоВАЗе, организованные свободным профсоюзом «Единство», дважды собирали более 2000 человек. Работники предприятия, жители города, профсоюзные и политические активисты вышли вместе ради спасения промышленного города.

– Ижевск и кампания против отмены льготного проездного, инициированная местным Советом гражданских действий. Митинг 11 ноября 2009 года, к примеру, собрал более 2000 ижевчан.

– Ангарск и «жилищно-коммунальное» движение. В начале 2010 года жители, оппозиционные партии и общественные организации, неоднократно проводили акции против завышенных тарифов на ЖК-услуги. В частности, 7 февраля 2010 года более 5000 жителей Ангарска вышли с лозунгами «Долой власть воров и грабителей!», «Власть под контроль народа!», «Нет повышению цен на квартплату и на электроэнергию!».

– В Иркутске в начале 2010 движение в защиту Байкала заново набрало вес и популярность в регионе. Одна из самых массовых акций прошла 13 февраля: более 3000 иркутян участвовали в митинге за сохранение Байкала, против Байкальского ЦБК и против Путина (подписавшего постановление, которое разрешило ЦБК неограниченно сбрасывать отходы в озеро).

– Архангельск и «жилищно-коммунальное» движение. В первой половине 2010 года развернулась последовательная кампания (с митингами, обращениями, судами и т.д.) против завышенных тарифов ЖКХ и коррупции во власти. Ее провела широкая коалиция общественных организаций, профсоюзов, политических партий и социальных движений (в частности, движения «неравнодушных»). Одна из самых крупных акций, 21 февраля 2010 года, собрала на митинг более 3000 жителей.

– Химки и движение в защиту Химкинского леса. Многолетняя борьба обострилась летом 2010 года. В акции «Мы все живем в Химкинском лесу» на Пушкинской площади в Москве (22 августа) участвовали более 5000 человек.

– Калининград и движение за отставку губернатора Бооса. Особенно наглядно возросший потенциал городских движений показал десятитысячный митинг 30 января 2010 года: против повышения налогов, «тирании» партии «Единая Россия» и политики губернатора области. Важно учесть, что это движение – результат объединения самых различных инициативных групп и локальных движений, развивавшихся уже много месяцев (движение автомобилистов против повышения транспортного налога, движение против закрытия местной больницы и в защиту здравоохранения, движение мелких предпринимателей, движение региональных льготников и т.п.).

Так что движение 2011-2012 «За честные выборы» не возникло из ниоткуда. Это движение отличается от других тем, что развернулось преимущественно в Москве и Санкт-Петербурге, вовлекло в первую очередь интеллектуалов или высокообразованных людей, получило широкий резонанс в СМИ, политической сфере и интеллектуальной среде. Добившись некоторых уступок и вызвав новый виток репрессивной и консервативной политики, движение постепенно распалось. На его месте сейчас осталось вялое «оппозиционное» движение, а также новые низовые инициативные группы, созданные гражданами, вовлеченными в политику на волне «Болотного движения».

Если говорить о современной ситуации, то сейчас из-за очередного экономического кризиса и экономии средств на выплату заработной платы, в том числе бюджетникам (особо заметно повышение протестной активности у медработников), наблюдается рост числа трудовых конфликтов, а также, в ряде случаев, их радикализация.

Взгляд российских ученых на социальные движения

В целом российские ученые мало занимаются изучением социальных движений по простой причине – они либо не замечают их существования, либо критически к ним относятся. Было два исключения – в начале девяностых и в начале нынешнего десятилетия, на почве развития перестроечных движений и «Болотного» движения. Интерес ученых к этим движениям обусловлен их относительной массовостью (хотя движение протеста против монетизации льгот вполне сопоставимо), их сосредоточенностью в столицах, а также нормативным представлением самих ученых о том, что эти движения за «демократию» и «модернизацию».

А в целом относительно активизма и социальных движений в российском научном поле доминирует крайний нормативный подход (представление о том, как «должно» выглядеть «хорошее» социальное движение), абстрактно-теоретические рассуждения о социальных движениях и поверхностный взгляд на низовые социальные инициативы. Остро не хватает глубоких эмпирических исследований, которые пытались бы объяснить возникновение того или иного движения, отслеживать его развитие и результаты.

Методологически преобладает использование данных массовых опросов общественного мнения, которые не улавливают низовых социальных движений и измеряют пресловутый «протестный потенциал», который дает очень отдаленное представление о действительном протесте. Единственное движение, которое было целенаправленно изучено опросом (анкетированием) среди его участников – «Болотное движение». Эти исследования дали неплохую информацию о том, кто участвовал в движении и с какими сознательными и словесными мотивами (см., в частности, Д. Волков).

Тем не менее, ничто не заменяет качественных полевых исследований, которые дают гораздо больше данных о низовых гражданских инициативах и позволяют вступить в диалог с мировыми трендами в области изучения социальных движений. Таких исследований проводится все больше в последние пять лет, особенно благодаря усилиям молодых российских ученых. К исследователям, уже отмеченным ранее как существующим в рамках парадигмы прагматической социологии, необходимо добавить коллектив молодых исследователей «Лаборатории Публичной Социологии» (PS.Lab), а также коллективы преподавателей и студентов под руководством С.Патрушева, Н.Беляевой, В.Костюшева. Их эмпирические исследования позволяют исходить из специфик российских реалий, чтобы применить ту или иную теоретическую линию и осмыслить или адаптировать ее с учетом специфики поля.

В отсутствие первичных качественных данных российские ученые произвольно выбирают ту или иную теорию исходя из своих теоретических предпочтений. Как правило, высоко котируется теория фрустрации или теория толпы – столь же популярная в России, сколь опровергаемая большинством современных западных ученых. Также широко используется теория структуры политических возможностей (или шире – объяснение возникновения или невозникновения движения условиями политического поля).

В период между всплесками интереса к социальным движениям этой темой занимались ученые, специализирующиеся на том или ином движении. В.Костюшев и Е.Омельченко - молодежным движением, О.Яницкий и И.Халий - экологическим движением, П.Бизюков - рабочим и профсоюзным движением. Лишь некоторые ученые отметились развитием темы низовых социальных инициатив, которые, по моему убеждению, как раз и свидетельствуют о реальном демократическом потенциале российского общества. Поэтому хочется уделить особое внимание двум исключениям. Во-первых, это нашумевшее исследование, посвященное «общественным объединениям нового типа», проведенное в 2007-2008 гг. под руководством Е.Гонтмахера, который концептуализировал эти движения как «новых неформалов». Во-вторых, это полемические статьи Т.Ворожейкиной, где она неустанно доказывает наличие и потенциал низовых самоорганизующихся гражданских инициатив и критикует пренебрежительное отношение либералов и реформаторов к этим инициативам. Я надеюсь, что эта статья внесет лепту в деле легитимизации низовых социальных инициатив, которые без общественного резонанса так и никогда не перерастут в общероссийское мощное преобразовательное движение.