Последние тридцать

Главный роман 1990-х годов — «Generation П» Виктора Пелевина. Главный герой Вавилен Татарский в течение первого постсоветского десятилетия делает головокружительную карьеру от продавца презервативов в «чеченском ларьке» до статуса живого бога. В каком же месте литературный персонаж свернул в правильном направлении? Сначала он занялся рекламой — продавал вещи. Затем он стал продавать людей. Почти продал и русскую идею. Роман, появившийся в самый разгар операции «Преемник» 1998-1999 года, точнейшим образом угадал дух времени — им заправляли политтехнологи.

После падения Советского Союза образовалась гигантская и непривычная для русского человека пустота — больше не было господствующей идеологии, можно было верить во что угодно и строить что угодно — даже прекрасное прошлое. Но свято место пусто не бывает. На место идей и идеалов пришли имидж и месседж, а придумывать их было суждено молодым людям, которые раньше других поняли: разрушенный мир нужно создавать с нуля, окружающая действительность нуждалась в постоянном «креативе». 

Россия начала 1990-х годов существовала в экстренном режиме, и самый большой куш срывали умеющие быстро реагировать и решать проблемы. Поэтому сначала перестроечного политического романтика вытеснил опытный номенклатурщик, а затем пришел черед политтехнологов. Им было где развернуться. Российский политический процесс только приобретал свои формы, но в главных своих точках это происходило при непосредственной роли политтехнологов: в 1993 году, в 1996 году и в 1999-2000 годах. 

О политтехнологах много говорили, но их профессия оставалась (и остается) принципиально не публичной. За то, что они придумывают и «креативят», ответственность несет заказчик. Кем-то такой расклад, конечно же, воспринимается как удобный способ не отвечать за свои поступки. 

Впрочем, история сама расставила все по своим местам. Главная профессия девяностых в нулевые оказалась в упадке. Выстроенный при непосредственном усилии тысяч «идеологов», «креативщиков» и «полевиков» политический режим в 2004 году исключил из себя конкуренцию, по крайней мере публичную. Главным стал чиновник, действующий без «креатива», но по инструкции (или понятиям). 

После 2011 года, когда в российскую политику вернулось что-то похожее на публичную конкуренцию, политтехнологическая отрасль стала вновь расти. И теперь мы оказываемся свидетелями нового этапа российской истории: политтехнологи versus чиновники. 

О возможном исходе этого противостояния, о закулисье предвыборных кампаний, мере ответственности, цинизме и идеалах в сегодняшней галерее «Последних 30» расскажут ее герои — политтехнологи и политконсультанты.

Команда  «Последних 30» благодарит Владимира Лубянко за консультации во время работы над галереей.