Родился я на Эльмаше. Ну, это, считай, тоже Уралмаш. Мать была продавцом. А отец инженером на «Аппарате». 

Сам я на УЗТМ работал три года в восьмидесятые. Но нигде особо не задерживался. Большую часть жизни проработал экспедитором. Где только не был. На «Уралмаш» я пришел в 1983 году, там в это время всё было в порядке. В колхозы посылали как самого молодого специалиста. У «Уралмаша» были свои колхозы. Деревня называлась Черноусовка. 

Ну, как жизнь на Уралмаше менялась в последние 30 лет? Это было одно слово — пиздец. Извините за это слово, но это так. Народ стал отчаиваться. Держался за работу как мог, хотя на УЗТМ платили гроши. Никому денег не хватало. Народ начал пить. Мы раньше выходили из цеха, покупали одну бутылку водки и на троих ее распивали. Затем шли по домам. А вот когда всё это началось, все напивались до посинения. Дома начинались уже скандалы. Думаю, так у всех было. 

Уралмашевские бандиты неоднозначную роль сыграли. Знал я тех, кто туда пошёл. Начинали жить по-другому. Поднимались, а потом пытались выйти. И выходили, никого не казнили. Имён не называю, но вы и так все их знаете. Благодаря бандитам народ жил по системе, дерьмовой, но системе. Я слышал, что когда возникали проблемы, то люди шли не к ментам, и не депутатам, а к уралмашевским. 

Я пока не вижу будущего района Уралмаш без завода «Уралмаш». Пока он не заработает, район не ждет ничего хорошего. 

А вы не на Путина работаете? А то я слышал, что он обещал съездить и разобраться с проблемами «Уралмаша». Газпром вроде как кредит большой обещали. Вот если эти деньги придут, то восстановится всё. 

«Уралмаш» — это стратегический объект. Он выпускал шагающие экскаваторы, которые были уникальными в мире. Выпускал буровые установки, тоже уникальные. Я сам их испытывал. 

Завод развалили и лишили людей завтрашнего дня. Мы потерялись. Мужики спились. Народ же привык работать и пить. А пить и не работать — это совсем другое. Человек может принять какую-то дозу, но он выйдет и будет работать. А если работы нет, то пить будет без удержу. 

Я люблю Уралмаш за то, что здесь живу. 

А в 1985 году я мотался по всей стране.

Я коренная уралмашевка — здесь родилась. С конца 1980-х годов утверждаю и развиваю православную жизнь в районе. Православным Уралмаша приходилось ездить молиться в центр и по морозу, и в зной, а дети маленькие, как говорится. Поэтому витала идея постройки храма на Уралмаше, особенно после празднования Тысячелетия Крещения Руси. В 1991 году в местной заводской газете написала объявление: «На Уралмаше создается православная община, и если мы хотим построить храм, то нужно ехать к владыке архиепископу Мелхиседеку». Он благословил нас. 

Приход ассоциируется у всех с бабушками, а нам тогда всем было около тридцати лет. Мы хотели создать православное братство, которое занималось бы просвещением. Владыка сказал, что этого не надо, а нужно строить храм и формировать приход. После того объявления сформировалось ядро, которое и стимулировало развитие православной жизни на Уралмаше. 

Сначала мы молились на квартирах и на стадионе. Потом у нас на этом месте стали сносить старый рынок, и мы организовали сбор подписей за постройку храма. И это место было очень подходящим для храма — самый центр Уралмаша. Ну, тогда были веяния свободы: нам сказали, что если соберёте подписи, то мы получим тендер на строительство. Собирали их и на улицах, и на заводе, и в школах, и в больницах. Но против нас развернули кампанию. Велась полемика о необходимости постройки храма. В итоге мы выиграли тендер на переделку здания старого ДК под храм. Там сначала служили приглашённые священники, а потом появились постоянные. 

И важно, что нас тогда поддержала дирекция Уралмаша в лице Виктора Викторовича Коровина. У него была бабушка верующая, и идея постройки храма была ему очень близка. В начале 1990-х директор завода имел вес больший, чем глава района. 

Нам говорили, что на этом месте нельзя построить храм — оно напичкано разными сетями и коммуникациями. Но, знаете, проект храма прямо аккуратно встал, и ничего не задел. После этого ситуация изменилась, и мы построили еще храмы на Уралмаше. У жителей как будто случилось прозрение, как у апостола Павла, и они перестали бороться против развития православной жизни на Уралмаше. 

Завод нам продолжает помогать. И сейчас нельзя представить наш Уралмаш без храмов, без крестов, без звона колоколов, без духовности. Сейчас из той небольшой общины верующих Уралмаша вырос мощный духовный центр на Урале. 

Наш храм во имя Рождества — это первый постсоветский каменный храм. Он построен в 1996 году.  

Мои бабушка и дедушка приехали сюда на стройку завода и района в 1929 году из Саратовской губернии. А родители мои родились уже здесь и работали на УЗТМ. И я после университета пришла работать в исследовательскую лабораторию завода. Мы разрабатывали оружие. 

К Богу я пришла во время Перестройки. Я увлеклась демократическими идеями, писала письма Сахарову и Старовойтовой. Активно участвовала в нарождающейся политической жизни района и города. А в 1989 году в начале января я получила путёвку в Киев, и поехала туда вместе с сыном. Меня поразило, что в Киеве все спрашивали у друг друга, кто куда пойдет на Рождество, кто в какой церкви крестил детей. Мне этот вопрос тоже задавали, но ни я, ни сын не были крещеными. И я случайно причастилась. Мне стало лучше, так хорошо, как никогда не было. После этого у меня проснулся интерес к вере. Купили за 70 рублей «Закон Божий». Политикой интересоваться перестала. И сосредоточилась на развитии православной жизни на Уралмаше. 

Сейчас есть православное сообщество Уралмаша. Без наших храмов и нашей социальной работы нельзя представить жизнь района. Уралмашевцы и до этого отличались коллективизмом и активностью, а в 1990-е Господь вдохнул в это жизнь. Наш соцгород, наш завод был передовым, тут были замечательные люди, и именно это помогало в развитии православной жизни. 

Нас бандитизм не касался милостью Божией. Но, может быть, он здесь тоже возник и был таким сильным по тем же причинам. Когда были трудности, мы, может быть, и пошли бы на контакт, но никто не предлагал. Даже удивительно. Но слава Богу, не коснулось. Поддерживали городская администрация и завод. 

Но мы стараемся сохранить и наследие Уралмаша. Например, здание нашего духовного центра специально спроектировано под конструктивизм. 

В 1985 году я работала на Уралмаше. У меня дочка родилась.

Я родился в уралмашевском роддоме. Коренной уралмашевец, кореннее не бывает. 

Когда район строился, он состоял преимущественно из временного жилья. В конце 1950 – в начале 1960-х сносили бараки и начали строить так называемые «хрущёвки». Этому все радовались. Распределение жилья было кастовым. Руководство и «стахановцы» жили в «дворянском гнезде» — это сталинские дома 1930-х годов. Инженеры — в кирпичных домах. В бараках жили все остальные. Их хотели сносить в 1941 году, но война отложила это почти на 20 лет. Но снос завершился только в 1980-х. Сейчас осталось несколько деревянных домов 1930-х. 

Мне всегда нравился район при всех своих недостатках. А сам я рос в конце улицы Орджоникидзе, застроенным домами из шлакоблоков. Их строили немецкие военнопленные. 

Уралмаш и сейчас остается городом в городе. Когда уралмашевец собирается ехать в центр Екатеринбурга, то он говорит: «Я еду в город». Водители трамваев до сих пор объявляют, что они едут в город. Это исторически сложилось. Посёлок сложили в четырёх километрах от Свердловска. До него пешком долго ходили. Даже когда появился трамвай, люди продолжали ходить пешком. Чтобы привлечь людей, внутрь трамвая ставили бочку с пивом на разлив. Тогда трамваи ходили только до вокзала, но после работы, наверное, проехаться с кружкой пива было неплохо. 

Молодежь уже не говорит о «поездке в город». Всё изменило метро, построенное в 1980-е годы. Да и сейчас общественный транспорт работает намного лучше, чем при советской власти. Запущено много маршруток. Возможностей ощущать себя жителем Екатеринбурга больше, чем раньше свердловчанином. Понимаете, настоящий Свердловск и был Уралмаш, а центр ещё долго имел оттенок старого провинциального уездного Екатеринбурга. 

Я лично в коммунизм не верил. Но среди рабочих вера была. Завод сплачивал. Когда Фидель Кастро приехал, это было великое событие. С шести утра десятки тысяч людей собрались на площади, на крышах,  встречать кубинского лидера. Я на ту встречу сбежал из школы. 

Жители района встречали в конце 1980-х перемены, я думаю, как и везде. Горбачева с Раисой Максимовной встречали, правда, очень горячо. Но я не смог сделать репортаж, потому что он не умел говорить. То есть каждое слово было понятно в отдельности, а всё вместе не складывалось. Но попробовал бы он что-нибудь против Ельцина сказать, то его разорвали бы. Ельцин завоевал сильный авторитет как председатель обкома. Он умел пиариться. Отвечал по местному телевидению на заранее подготовленные вопросы и давал на них популистские ответы. Довёл область до карточек, но заявлял, что их нельзя давать тунеядцам. 

Музей «Уралмаша» начал свою историю еще в 1930-х годах. Но его создателей арестовали. Когда Рыжков возглавлял завод в 1970-х, то решили воссоздать музей. Он начал работать в старом ДК. С тех пор все материалы об истории завода стали собираться: примеры брони, детали вертолетов, отчёты о сдаче-приёмке, множество фотографий. 

В 1981 году меня пригласили работать в пресс-центр «Уралмаша». Мне нужно было писать материалы к юбилейным датам, и довольно быстро я понял, что написанное в официальных книгах не соответствует реальности, описанной в документах и частных воспоминаниях. К 70-летию завода была написана книга «Неизвестный Уралмаш» на основе моих многолетних исследований. 

Жители города нас, уралмашевцев, не любили, потому что мы все составляли большой сплочённый коллектив. Мы были самодостаточными. У нас было всё свое: больницы, детские сады, школы, коммуникации, столовые, электроэнергия и так далее. 

Соцгород и завод потеряли эту самодостаточность после Перестройки. Наш самый зелёный и благоустроенный район из-за приватизации и разделения завода и соцгорода впал в депрессию, качество жизни резко ухудшилось. 

ОПС «Уралмаш» сложилось здесь на основе сильнейшего и первого в стране заводского спортклуба. Когда наш стадион построили в 1934 году, он был четвёртым в стране. Ну, а в начале 1990-х боксеры и самбисты, как и везде, стали заниматься криминалом. Другое дело, что народ на Уралмаше всегда был предприимчивее, крепче и любил работать с размахом. И почему-то у людей в стране сложилась прямая ассоциация с заводом. Но нужно разделять завод и общественно-политический союз «Уралмаш». Ну, знаете, в Чикаго тоже в свое время была мафия, и, видимо, крупные центры порождают внутри себя мафию. 

Это был обычный бандитизм, он мало отличался от того, что происходило в те годы в стране. Некоторые к ним обращались за помощью, если милиция бездействовала. Но абсолютное большинство жителей района с ними вообще никак не сталкивались. В общем, ОПС «Уралмаш» раздута журналистами по большей части. 

Хорошо, что Свердловску вернули старое название Екатеринбург. Нет же городов в Германии, названных в честь Гиммлера. А почему у нас должен быть город, названный в честь Якова Михайловича, который подписал указ о массовом истреблении казачества? А город сейчас наш называется в честь святой Екатерины — покровительницы горного дела. 

Бренд «Уралмаша» известен во всем мире. Вся проблема в том, что нужно найти свою нишу на рынке. А завод построен под плановую экономику. Перестройка под рынок затянулась и идёт трудно. Сейчас упор делается на тяжелые экскаваторы, они востребованы на рынке. 

Я за прошедшие годы особо не изменился, и занимался историей, мне это нравится. Поэтому я и не пошёл в бизнес, не поменял сферу деятельности. И дорожу этим музеем. 

Раньше у рождённого в соцгороде была одна судьба, она была полностью связана с заводом. А после 1991 года эта связь прервалась. Вот у меня в классе только у двух девочек матери работали в магазине и швеёй, а у всех остальных на заводе и в его структурах. Сейчас такого и в помине нет. 

Да, соцгород называют сейчас «заповедником конструктивизма». Но ведь в этот заповедник никто не вкладывается. Площади в аренду сдаются, а здания ветшают, в реставрацию никто не вкладывается. Первый широкоэкранный кинотеатр в городе развалился до такой степени, что там даже бомжи не живут. 

В 1985 году я работал в пресс-центре «Уралмаша» референтом.

На Уралмаше я живу с 19 лет. Сюда я приехала из города Сосновка Кировской области. Я приехала поступать в институт и остановилась у дяди. В институт я не поступила, и дядя меня позвал работать на «Уралмаш». Но общежитие работникам механических цехов не давали — они предназначались только для рабочих из горячих цехов. И я пошла в горячий ученицей крановщика. Случилось это в 1972 году. 

С завода я уволилась в 1994 году. Зарплату не платили, а у меня было четверо детей, которых нужно было кормить. Я пошла в дворники и была бригадиром. У меня было 19 человек в бригаде, все были бывшие рабочие с «Уралмаша». Пять лет там отработала. 

До меня в очереди на жильё для уралмашевских рабочих оставалось два человека. Но жильё перестали строить, и я так и не дождалась. И мне как дворнику дали однокомнатную квартиру. А в этот дом мы с мужем заехали специально 31 год назад — его собирались сносить, и мы думали, так быстрее получить себе новую квартиру. 

В моей бригаде были станочники, крановщики, контроллёры, маляры, стропольщики. Все увольнялись, потому что зарплату не платили. Завод вроде бы и не остановился, но живые деньги были только в ЖКХ. А на заводе только когда бартер был давали продукты вместо денег. Уровень жизни сильно упал. 

На Уралмаше дети перестали учиться, детские секции позакрывались. На район была только одна бесплатная секция — самбо. Начались пьянство и наркомания. А наша ОПС (организованная преступная группировка — ред.) «Уралмаш», я думаю, вам и без меня известна. 

Но по степени влияния ОПС на жизнь района в 1990-е годы его нельзя сравнивать с заводом в советское время. Это только молодых и затрагивало. А людей старше это уже не затрагивало. А сейчас полно депутатов и бизнесменов, которые ведут своё происхождение из той группировки. 

Если бы возникла такая потребность, то я, может быть, попросила бы у бандитов помощи. Но таких ситуаций не было. Я верю в Бога, и стараюсь жить по совести. 

Жители Уралмаша были рабочим классом, а в центре жила интеллигенция. Но, слава Богу, в 1991 году нам сделали метро. 

«Уралмаш» был отцом всех заводов. Но сейчас он для России ничего не значит. Горячие цеха закрыты. Посмотрите, сколько людей идёт на смену. Раньше это был поток людей, как на демонстрации. Сейчас этого и не видно. И молодых почти нет. 

В 1985 году у меня родилась младшая дочь. В Москве в том году, кажется, какой-то фестиваль молодёжный проводился. И я дочери сохранила журнал «Мурзилка» с рассказом о фестивале.

Я родился на Уралмаше и работал на УЗТМ. Живу тут всю жизнь. Был слесарем по ремонту термического оборудования. 

Район очень сильно изменился в постсоветское время. Тут был рынок. Его снесли. Напротив дома, которые называют тут «деревяшки». Я там живу. Их скоро собираются сносить. Такие изменения. Люди тоже менялись — кто в одну сторону, а кто в другую. Взамен старого жилья многие еще в советское время получали новые квартиры. А мне маленько не повезло. Говорят, на месте моей «деревяшки» будет элитная гостиница. 

Я выходец из рабоче-крестьянской семьи. Мать у меня начала работать на «Уралмаше», но было много детей, и она стала домохозяйкой. А отец до 70 лет проработал слесарем на заводе. Так что у нас династия. А у детей моих по-разному жизнь сложилась. Старшему сегодня 50 лет исполняется. Младшему  48 будет. Они у меня шофёры. Живут не тут, уехали. На заводе уже не работали. В их юности уже весь завод распродали. 

Я с него ушёл в 50 лет. Уже цеха стояли. Их в аренду сдавали. Старых рабочих не осталось. А с молодыми кадрами туго. Директоров постоянно грохали. Если хороший был директор, то обязательно грохали. Но сейчас, говорят, завод начал восстанавливаться. 

Кто был лучший директор «Уралмаша» в советское время? Это трудный вопрос. Был Малофеев, был Кротов. Они как перчатки менялись. 

Очень горжусь, что всю жизнь связан с «Уралмашем». Он для всей России много значил. Это был завод заводов. Выпускали буровые, шагающие экскаваторы. Но завод развалился. Сейчас пошли заказы на экскаваторы, может быть, завод еще возродится. 

Будущее района я вижу прекрасным. Были бы только руководители хорошие. 

Ушёл на пенсию в 50 лет из-за остеохондроза. И пошёл работать санитаром в психбольницу. Это была нервная работа. Там только пять лет смог отработать. А на заводе я 34 года отработал.

В начале 1990-х годов вечером выйти на улицу на Уралмаше без страха было нельзя. Каждый день убийства были. То бизнесменов убивают, то криминальные разборки. Было у нас такое ОПС «Уралмаш». Знаете такое? Ну, вот так вот. 

Я воспитан в советское время, и своим примером показывал сыновьям, что не надо лезть в весь этот криминал. Они и не лезли, учились и работали. 

В 1985 году работал на «Уралмаше».

Я всю жизнь живу на Уралмаше. Мой отец был строителем, а мама домохозяйкой, занималась нашим воспитанием. Конкретно наша семья с заводом не была связана никак. 

Про свое детство ничего интересного не могу рассказать. А Уралмаш менялся сильно в основном за счет строительства. Сейчас вокруг много новостроек. Район очень комфортен для проживания. Не зря же говорят «Соцгород Уралмаш». Здесь есть вся инфраструктура для комфортного проживания: больницы, школы, магазины, объекты культуры. Ей удалось сохраниться в 1990-е. 

Если найти работу в границах района, то отсюда можно никуда не выезжать. 

Для жителей Уралмаша история с местными бандитами — это миф, сказка. Здесь никогда не было никакого бандитизма. Не было такого, чтобы простым людям регулярно что-то угрожало. Если что-то такое и было, то бандиты жили в своём мире. Этого не было заметно. Мы как и остальная страна об уралмашевских бандитах узнавали только из газет и телевизора. Когда мы отдыхали на юге, и говорили, что с Уралмаша, то нам сразу же задавали вопросы про группировку «Уралмаш». 

Я, кстати, все еще использую оборот «поехать в город», когда еду в центр Екатеринбурга. 

Раньше всё было связано с заводом. Когда я немного читала о жителях Уралмаша, то большинство сторонних их описывали как спортсменов. Жители Уралмаша на всех соревнованиях занимали первые и призовые места. Когда я про это читала, то испытывала гордость. Я занималась плаванием, и мне это было важно. 

Уралмаш важен своим заводом. Он производил оружие во время войны. Сейчас там нет прежнего производства. 

Чтобы преобразовать Уралмаш, нужно самим над этим работать: не кидать окурки, сажать деревья, обращаться с требованиями к власти. 

В моем поколении жителей Уралмаша уже нет той сплоченности, что была раньше. Возможно, раньше всех объединял завод. 

Я бы вполне могла бы такой же вырасти в другом районе и в другом городе, потому что всё зависит от семьи, а не от места проживания. 

Я была в проекте в 1985 году.

Я живу на Уралмаше с рождения. Сейчас занимаюсь тайским боксом. 

Уралмаш — мой дом. Тут я вырос и буду жить всегда. В отличие от старших многие мои ровесники разделяют район и завод, но для меня они  одно целое. Завод — главное предприятие, большинство жителей района там работает. 

Я родился в 1998 году, и за прошедшие годы Уралмаш сильно поменялся. Перемены проявились прежде всего в отношениях людей между собой. Раньше люди были агрессивнее. Сейчас они более спокойные. На Уралмаше было опаснее. Было много преступности. Хорошо помню, как её все боялись. На районе тусовалось слишком много беспредельщиков: наркоманы, гопники, воры. Такого сейчас нет, но почему, я не знаю. 

Думаю состояться в спортивной карьере. Когда я учился в школе, то нас уже никак не ориентировали на рабочие профессии. Я никогда не думал, что пойду слесарем на «девятку». 

Житель Уралмаша ничем не отличается от остальных екатеринбуржцев. Уралмаш — просто окраина. В отношении уралмашевцев нет никаких стереотипов — обычные жители Екатеринбурга. Наверное, были различия раньше, но в моё время они стёрлись. Я уже не говорю «поехать в город». Екатеринбург — единый город. 

ОПС «Уралмаш» — это преступное сообщество. Мы их не рассматривали как героев, но и осуждать их не хочу. Они пытались решать все вопросы по справедливости, передолбали всех беспредельщиков. Но я не знаю случаев, чтобы кто-то ходил к ним на поклон и просил помощи. И вообще я далек от этой темы. 

Я очень горжусь тем, что родился на Уралмаше. Это мой дом. Всё, что я имею, чем дорожу, получил на Уралмаше. У меня очень хорошие друзья. Между моими близкими  хорошие отношения. Это самое главное. 

Бабушка и дедушка переехали на Уралмаш лет тридцать назад из Ижевска и с тех пор тут живут. Но они не работали на заводе. 

Во время войны Уралмаш поставлял оружие. Это незаменимое предприятие. Завод внёс большой вклад в Победу. А район — обычный и ничем не примечательный, такой же как и все остальные. 

Весь мой круг общения занимается спортом. На Уралмаше всегда были спортсмены, и эти люди ценятся. Человек должен ставить себе цели и добиваться их. 

Больше всего на Уралмаше я люблю ШКЗ — мой микрорайон. Мы самая окраина Уралмаша. А время противостояния ШКЗ и Соцгорода давно ушло. 

В центр я добираюсь на метро. Сейчас это обычный транспорт. Но старшие ему очень радовались после открытия. 

Уралмаш хорош в любое время года, но особенно летом. Мы ездим купаться, играем в футбол и баскетбол, ходим на брусья. Но последнее — скорее не развлечение, а работа. 

У района в целом хорошее будущее. Есть перспективы. Уралмаш будет развиваться. Мне кажется, Уралмаш будет прежде всего промышленным и спортивным центром, а потом уже культурным. Раньше все зависело от завода, но и без завода у района есть будущее. У нас помимо Уралмаша много предприятий: есть ЗИК, есть оборонный «Новатор». 

Здесь хочу жить, переезжать не собираюсь. Я здесь до конца. Мне довелось много, где бывать: в Москве, в Питере, в Уфе. Питер больше всего понравился. Еще в Крыму понравилось в Ялте. 

В 1985 году меня еще не было.

Я родилась на Уралмаше. В 23 года вышла замуж и переехала. И до недавнего времени жила в центре. Пять лет назад я вернулась на Уралмаш к родителям. 

За 17 лет моего отсутствия район не изменился. Появились только новостройки. Да и люди по большому счету в лучшую сторону не изменились. Кто работал на «Уралмаше», кто осел в этом районе ещё в советские времена, свой образ жизни не поменяли. Это рабочий класс. Те, кто в жизни преуспевает, стремятся из этого района переехать в центр. Тут меньше молодежи, чуть меньше детей, чем в других районах Екатеринбурга. Уровень жизни здесь все-таки ниже — это заметно. Люди рабочих профессий здесь так и остались после того, как «Уралмаш» перестал существовать. В общем, всё стало хуже, чем было раньше. Район перестал быть престижным. 

Мои родители 50 лет отдали заводу. Они приехали сюда в двадцатилетнем возрасте и всю жизнь проработали на «Уралмаше». Мой отец начинал как рабочий, а дошёл до главного инженера «Уралмаша». Поднялся с самых низов. А мама работала в отделе кадров. 

Я на «Уралмаше» не работала. Попала в особое время. Закончила институт в 1991 году, заканчивалась Перестройка. Уже не было распределения, а я принципиально не хотела работать на «Уралмаше». Я видела, как живут мои родители, хотя мы и жили лучше, чем все остальные. Но я никогда не хотела жить и работать, как они. У меня было в то время другое мировоззрение. Я была нацелена не работать, а зарабатывать. Хоть меня родители и заставили поступить в 16 лет в Политех на строительный факультет, но по специальности я не работала ни дня. Перед распределением я хорошо понимала, что нужно своей карьерой заниматься самой, а не ждать того, что предложат. Поэтому сразу ушла в торговлю. 

Торговать я начала на знаменитом Шувакишском вещевом рынке. Ещё в институте мы ездили в Москву, где покупали польские помадки по 10 рублей, а на рынке продавали уже за 25 рублей. Начиналось с такого, и был неплохой доход. Такие, как я, шустрые студенты уже в то время не жили на стипендию. Диски покупали и перепродавали потом. 

А в 1996 году я открыла небольшой бизнес по упаковке, появилось своё предприятие. 

Мелких коммерсантов большой криминал почти не касался. Но общая обстановка была очень напряжённой, нервной. Не могу сказать, что бандитизм был открытый на улицах, но все знали, что с этим надо считаться. Если нет за спиной бандитов или ментов, то лучше не высовываться и не особо расширяться как бизнесмену. Работяг криминал не трогал, а только больших коммерсантов. 

О поколении, рожденном в 1990-е годы, я могу судить по своей дочери. Ей сейчас 20 лет. У моей девочки хорошее образование, круг общения выше среднего. Вот им до того, что здесь было 20 лет назад, вообще никакого дела нет. Они к этому, как к сказкам относятся, а сами живут совершенно другой жизнью. Им даже такое понятие, как Великая Отечественная война, сейчас не привито, и ничего не значит. Тоже самое и «Уралмаша» касается: им всё равно на то, что это был гремевший на весь Советский Союз завод. Эти понятия обесценены. 

Сейчас время диктует свое. И слишком быстро бежит. Пускай они будут знать минимум о месте, где они живут. Вокруг и так много интересного. 

Уралмаш — это чисто рабочий район. Даже в новостройки на Уралмаше переезжают местные, а не люди из центра. Это всё равно маленький город внутри Екатеринбурга. Как это сложилось исторически, так и остаётся. 

В 1985 году я училась в институте на втором курсе.

В 1997 году я ехал на юг в поезде, в плацкарте. Соседи у меня спросили, откуда я. Ну, я ответил, что родился в Свердловске, и там же живу. А они уточняют: «А откуда именно из Свердловска». А я говорю: «С Уралмаша». Они такие: «А, с Уралмаша! Как ты там живешь? Там же стреляют, убивают каждый день». «Что вы гоните?», — отвечаю, — «Ну, убили пару человек. А где такого не бывало?»

Мои родители работали на УЗТМ. Отец работал в 101 цехе, а мама — в 36-ом. Проработала она там 35 лет. А потом при развале государства ей даже медаль не дали. Медаль должна была быть за 30 лет работы — «Ветеран труда», что ли. 

В 1983 году перестраивался бульвар Культуры, с тех пор я и помню Уралмаш. Раньше здесь была обычная двухсторонняя дорога, а тогда решили сделать бульвар. У меня был сосед, дядя Вася, он работал на грузовике и возил бетон. А я бегал сопляком и встречал дядю Васю, чтобы залить поребрики возле стелы. Я даже помню, как её открывали. Она была накрыта большой белой простыней. Здесь было великое открытие, во время которого закопали капсулу для потомков, которую должны вскрыть в 2033 году. 

Но сейчас бульвар изменился. Раньше здесь все фонтаны во дворах работали. А в году 1984-ом они перестали. Ну, может, в 1985 году. 

Этот двор, в котором мы разговариваем, называется «Дворянское гнездо». Есть такой миф, что сюда дворяне кидали мелочь. Памятник Кузнецову стоит рядом со школой, в которой я учился. Сегодня я мимо проходил и мне понравилось, что возле него стояли два класса первоклашек, которым рассказывали, кто это. Раньше Кузнецов жил здесь. Улица так и называется — Кузнецова. А дом, где он жил, снесли — там сейчас новостройка. Вроде сейчас табличка висит, что на этом месте был дом, где жил разведчик Кузнецов. Но по факту он был не разведчиком, а киллером. 

Уралмаш — самый зеленый район в Екатеринбурге. У нас свой мясозавод, свой стадион, свой лес — всё своё. Он раньше считался соцгородом. Да и сейчас он процветает. Посмотрите, какие новостройки вокруг растут. Торговых центров, как грибов. Видели, как «Монетку» переделали?  Метро начали строить, кстати, тоже с Уралмаша. 

Я горжусь, что здесь родился и вырос, и никуда не уеду. Жалко только, что убрали после реконструкции стадиона беговые дорожки. Раньше у меня была такса бега — 12 километров, а сейчас бегать негде. Разве только в Летнем парке. 

Люди в худшую сторону изменились за эти тридцать лет. Люди стали злее, отчаяннее. Вот как Белоненко, директора УЗТМ убили, так всё это и началось. Я работал кузнецом в 37-ом цехе с 1998-го по 2000-й год. Когда Белоненко появился, то люди стали получать нормальную зарплату, много работы было. А в 2000-м его местные жулики завалили, и пошёл весь этот бардак. И опять началось: «Ждите зарплату». 

И я свалил, хотя мне нравилось работать кузнецом. Я ковал вал в 120 тонн. Он как отсюда до того куста, и вот такой высоты — огромный просто. Потом пришёл Бендукидзе и распродал завод по частями. Но, короче, до 2000-го года всё нормально было. 

Но больше про бандитские времена я говорить не буду, потому что я добропорядочный гражданин. У нас были два брата интересных — Георгий и Константин Цыгановы. Тоже на УЗТМ работали. Они организовались, к ним друзья подключились, и стали помогать людям, так сказать. При Цыгановых на Уралмаше реально был порядок. Не было малолетней преступности. Не было наркоманов. Хабаров тоже всё правильно держал. Это потом сюда КГБ с Дедом Хасаном залезли, и всё поломали. Надеюсь, вы понимаете, что он не повесился? 

А в 1985 году я учился в школе во втором классе.

Я с Уралмаша. Родился я не там, а в Среднеуральске, но на Уралмаше я начал жить  лет с пяти. У меня мама сотрудница краеведческого музея, а в начале 1990-х там давали им квартиры. 

Сегодня перед встречей с вами узнал, что мой прадедушка работал на заводе «Уралмаш», где был главным редактором журнала. 

В первые два класса школы я жил у бабушки в Нижневартовске. А потом вернулся на Уралмаш. В Нижневартовске я учился по программе Звонкова, и мне в Екатеринбурге долго подыскивали школу. Поэтому только на Уралмаше я умудрился отучится в пяти школах. В итоге я учился у железнодорожного вокзала, поэтому детство прошло в постоянном путешествии Уралмаш — Центр, Центр — Уралмаш. То, что я поменял много школ, мне многое дало. На Уралмаше классы были очень дружные. 

Когда я жил на Уралмаше, когда туда приезжаю по делам сейчас, то знаю, что есть очень много креативных выходцев из этого района. Там очень много талантливых людей. Они там в Екатеринбурге были всегда. Оттуда замечательный рекламщик Женя Примаченко. Он брал международные награды, еще когда жил в России. Им я восхищался. Женя, так же как и я, был рэпером. А в начале 2000-х годов на Уралмаше был двор, где тусовались все местные рэперы. Двор располагался за Победой среди четырехэтажных жёлтых зданий. Посреди него была баскетбольная площадка. Там мы учились сочинять музыку и читать рэп. Ну и много другой молодежной ерунды было. 

Для меня уже завод «Уралмаш» не играл никакой роли. Но для многих он и в 1990-е и в 2000-е был важен — у моих друзей там работали родители. Признаюсь, я на это мало обращал внимание: мало ли у кого где родители работают. Мы ценили друг друга не за родителей. 

Все мы знаем, что была большая бандитская группировка «Уралмаш», так же как и была группировка «Центровые». Нас это уже опосредованно коснулось — мы жили в новой эпохе. Но когда я знакомым рассказывал, что я с Уралмаша, то всё равно начинали заговаривать про завод и бандитов. Хотя, конечно, эстетика разборок и в моё время многих привлекала. Да и ребята из ОПС поддерживали юношеские спортивные кружки, какие-то контакты с ними были не редкостью. Многими они воспринимались, как люди, которые делают хорошие вещи. Они остаются для многих положительными примерами. 

В книге Алексея Иванова «Ёбург» много рассказано об ОПС «Уралмаш», про их становление и попытки сделать мир лучше. Многие только из этой книги познакомились с их историей. Но если ты взрослеешь на «Уралмаше», то воспринимаешь их как своих знакомых. 

Когда я с родителями жил в Среднеуральске, то там использовали оборот «поехать в город» в отношении Екатеринбурга. Но на Уралмаше я такого уже не слышал. Хотя и в моё время он воспринимался отдельным городом. Хватало знакомых, которые в центр почти не выезжали. Сейчас эта ситуация во многом сохраняется. Есть те, кто ездит в центр,  и есть те, кто тусуется только в соцгороде, там учится и работает. 

Там недавно появилась Екатеринбургская академия современного искусства. Мне кажется, это очень показательным. Уверен, что это будет способствовать развитию Уралмаша. 

1990-е годы — там были жёстче, чем везде. Когда ты последний раз видел, чтобы дрались на улице? А в те годы это было естественным. Сейчас таких ситуаций стараются избегать. Тогда же нужно было быть готовым дать отпор. 

Уралмаш — это спальный район, и там появилось метро. Я был одним из тех детей, которые им активно пользовались. Когда метро появилось, началась новая эпоха — Уралмаш по-настоящему стал частью города. И не просто города, а центра. Если есть метро, то 15 минут достаточно, чтобы там оказаться. 

Я переехал с Уралмаша потому, что считаю, что люди должны быть ближе к своей работе. У них просто появляется лишний час жизни. Поэтому мне близка идея соцгорода, который был построен рядом с заводом. 

Я люблю свой двор на Уралмаше. Но самым мощным впечатлением от архитектуры у меня было, когда мы праздновали день рождения подруги, и забирались на «Белую башню». Хорошо, что она перестала быть местной доминантой. Объясню. Она давно не работает и разрушается. А когда вокруг много новых зданий, то невольно задумываешься, почему «Белая башня» ветшает, и что с ней делать. Надеюсь, что у арт-группы «Подельники» получится её восстановить. 

В силу своей занятости мне много приходится заниматься уличным искусством. И я очень люблю работу «Я люблю СвердLOVEск». Когда ты проезжал мимо неё, то возникало чувство гордости. Но для меня город всегда был Екатеринбургом. Или даже Ёбургом. Никто никогда не называл Екатеринбург Екатом. Когда в конце 1990-х приветствие «Йоу» активно внедрялось в язык, то для всех рэперов Екатеринбург был обречен стать Ёбургом. 

Когда ты растешь на Уралмаше, то не можешь посмотреть на перемены в районе и в людях ретроспективно. Меняешься ты, и всё меняется вокруг тебя. Может быть, сейчас там стало чище. Но не могу сказать, что там все хорошо. Viva Уралмаш, но давайте дальше развивать этот маленький город. 

В 1985 году меня еще не было на свете.