Последние тридцать

Почему развитие бизнеса – это важно?

Несмотря на острые социальные проблемы, терроризм, гражданские войны и эпидемии, сегодня мы живем в мире, который отличается высочайшим уровнем дохода на душу населения в истории. Более того, доходы на душу населения в мире продолжают расти с темпом, превышающим 3% в год. Так было не всегда: например, до Промышленной революции начала XIX века мировая экономика росла с темпом 0% в год, в XIX и начале XX века даже самые передовые экономики росли с темпом всего лишь 1-1.5% процентов в год. В этом смысле экономический рост последних десятилетий – это действительно исторически беспрецедентный феномен.

Экономический рост не только способствует процветанию, но и сопровождается ростом уровня образования, расширением доступа к новым технологиям, сокращением бедности и насилия. Что является основным фактором экономического роста? Экономисты выделяют накопление капитала, демографические факторы (выход женщин на рынок труда и рост продолжительности жизни), человеческий капитал (уровень и качество образования) и рост совокупной производительности факторов производства (Total Factor Productivity, TFP). Рост TFP – более эффективное использование имеющих ресурсов – происходит вследствие внедрения новых технологий и более эффективной организации работы предприятий. По определению, повышение производительности – это работа предпринимателей. При этом в нормально работающей экономике предприниматели не только могут, но и хотят повышать производительность. Если есть конкуренция на рынках товаров и услуг, труда и капитала, если защищены права собственности, то рост производительности – это главная цель предпринимателя. Чем эффективнее используются ресурсы, тем более высокую прибыль он получает.

Рост производительности особенно важен в переходных экономиках. В отличие от развивающихся стран, в которых для экономического роста важнее накопление факторов производства (труда, финансового и человеческого капитала), посткоммунистические страны начали переход к рынку с высоким уровнем образования, достаточно высокой продолжительностью жизни, высоким уровнем экономической активности женщин и достаточно высоким уровнем промышленного капитала и инфраструктуры. Неслучайно в переходных экономиках именно рост производительности внес наибольший вклад в экономический рост последних двух десятилетий – больше, чем все остальные факторы вместе взятые. В остальных развивающихся странах вклад роста производительности был гораздо ниже.

С этой точки зрения, Россия – не исключение. По оценкам Европейского банка реконструкции и развития в России, рост производительности обеспечил 80% роста ВВП на душу населения в 1993-2010 гг.

Можно ли добиться процветания без частного бизнеса?

В принципе, и накопление факторов производства, и рост производительности могут происходить и без частного бизнеса. В 1930-х гг. такой эксперимент был поставлен в Советском Союзе. В 1928-29 гг. советское правительство отказалось от квазирыночной «новой экономической политики» (НЭП), фактически отменило частную собственность на землю и ввело централизованное планирование. В нашей работе с Михаилом Голосовым, Антоном Черемухиным и Олегом Цывинским мы показываем, что результаты этой политики нельзя назвать успешными. Даже если не рассматривать многомиллионные жертвы вызванного коллективизацией голода, экономические результаты сталинской индустриализации в лучшем случае можно назвать скромными. В то время как эта политика привела к перемещению десятков миллионов рабочих рук из низкопроизводительного сельскохозяйственного сектора в высокопроизводительный промышленный, в обоих секторах производительность осталась низкой. Так что средний доход на душу населения, хотя и вырос, но не превысил дореволюционного тренда.

Многие сторонники государственной собственности предпочитают промежуточный вариант –  «государственный капитализм» (или, как говорят экономисты, «рыночный социализм»). В такой системе всеми предприятиями владеет государство, но эти предприятия конкурируют друг с другом на свободном рынке – и цены определяются в результате баланса спроса и предложения. На практике рыночный социализм, конечно, тоже не работает. Государство, обладающее полным контролем над экономикой, не может отказаться от соблазна использования экономических рычагов для политических целей. Отсутствие частных собственников, кровно заинтересованных в повышении эффективности, приводит к тому, что чиновники принимают производственные решения и манипулируют рынками для того, чтобы удержаться у власти.

Неэффективность такой модели стала очевидной в начале 1980-х гг., когда власти Великобритании и США – а затем и других развитых стран – начали приватизацию принадлежащих им госкомпаний. За ними последовали и развивающиеся страны Азии, Африки и Латинской Америки – включая Китай. Хотя изначально китайские реформаторы считали приватизацию нежелательной и предпочитали пытаться реформировать госпредприятия, уже в начале 1990-х они приняли решение приватизировать малые предприятия, а во второй половине 1990-х – и крупные предприятия. Многочисленные исследования китайской приватизации показали, что – как и в других странах – приватизация привела к росту производительности приватизируемых предприятий.

Либерализм – это левая идея

Частная собственность и конкуренция – это не инструмент экспроприации бедных в интересах богатых. Более того, как пишут в своей книге «Либерализм – это левая идея» итальянские экономисты Альберто Алесина и Франческо Джавацци, именно частная собственность и конкуренция помогают защитить интересы бедных, создавая равные стартовые условия для всех. Неслучайно «социалистические» скандинавские страны привержены идеям конкуренции, частной собственности и глобализации. Более того, во многих традиционно «антирыночных» европейских странах прорыночные реформы проводили именно левые политики – Шредер в Германии, Ренци в Италии, Миттеран, Вальс и Макрон во Франции.

История реформ в России

Экономическое отставание от развитых стран было ключевым фактором начала горбачевской перестройки. И руководителям страны, и всему обществу было понятно, что обещания построить коммунизм к 1981 году оказались несостоятельными. Уровень жизни перестал расти, геополитические амбиции – включая гонку вооружений и войну в Афганистане – оказались не по карману советской экономике. Поэтому с самого начала горбачевских реформ необходимость создания экономических стимулов для развития предпринимательства была очевидной.

Как и в Китае (где реформы начались в 1978 г.), советская компартия предпочитала постепенные реформы. Тем не менее, во второй половине 1980-х был де-факто легализован малый частный бизнес (в частности, в форме «кооперативов»). При этом кооперативы при больших предприятиях, вновь возникшие «банки», «биржи» и «центры научно-технического творчества молодежи» фактически помогали преодолеть ограничения командной экономики и крупным госпредприятиям. Именно из этих проектов берут свои истоки многие крупнейшие российские корпорации или бизнес-группы (см., например, роман Юлия Дубова «Большая пайка»).

Постепенные реформы устранили целый ряд неэффективностей советской экономики (особенно в области торговли и финансов), но не решили проблему низкой производительности. Производительность не просто не росла, но стала снижаться – в 1991 г. начался экономический спад. Это привело к банкротству и распаду Советского Союза.

План реформ нового российского правительства включал масштабную приватизацию. Российские власти понимали, что государство потеряло контроль над своими активами – де-факто госпредприятия контролировались директорами (произошла так называемая «спонтанная приватизация»). В условиях отсутствия ресурсов и продолжающегося конфликта между исполнительной и законодательной властью восстановление контроля было невозможным. Поэтому приватизация лишь узаконила фактически уже произошедший переход контроля над предприятиями к директорам и трудовым коллективам. Внешние инвесторы фактически были исключены из процесса приватизации. Неудивительно, что российский бюджет не получил от приватизации практически ничего (суммарные поступления в бюджет составили менее 20 миллиардов долларов). Впоследствии это привело к общественному восприятию результатов приватизации как несправедливых и, следовательно, нелегитимных.

Реформы и неравенство

Российские реформы привели к резко возросшему неравенству. Неравенство доходов в России не является слишком высоким (в России коэффициент Джини находится на уровне 0.42, что выше, чем в Европе, но ниже, чем в США, Китае или Латинской Америке). Более того, неравенство доходов увеличилось в России в 1992-1994 гг. – еще до начала приватизации. Это было обусловлено дерегулированием зарплат. В советской системе  зарплаты рабочих и директоров отличались всего лишь в несколько раз; уровень жизни определялся не тем, кто сколько получает, а тем, кто имеет возможности купить хорошие продукты по низким ценам. Реформы позволили платить разные зарплаты в зависимости от производительности – что немедленно привело к росту неравенства.

Главная проблема в России – не неравенство доходов, а неравенство богатства. По оценкам Global Wealth Report, уровень неравенства богатства в России выше, чем в любых других крупных странах. Это безусловно является результатом реформ. Впрочем, надо понимать, что неравенство богатства и возникновение “олигархов” связано не с тем, что реформы были проведены, а с тем, что они были не доведены до конца.

Откуда взялись олигархи?

Построение рыночной экономики невозможно без создания рыночных институтов – защиты прав собственности, исполнения контрактов и защиты конкуренции. Эти институты в России созданы не были. В их отсутствие естественным образом возникла «институциональная экономия от масштаба» – преимущество крупного бизнеса перед средним и мелким с точки зрения отношений с государством. Крупные компании могли позволить себе влиять на политику, судебные решения и регулирование. Чем больше была компания, тем более политически значимой она была – и тем легче ей было влиять на правила игры. Поэтому неудивительно, что крупный бизнес опережал средний и малый с точки зрения производительности.

Это особенно ярко проявилось в один из самых драматических моментов недавней российской экономической истории – во время проведения так называемых «залоговых аукционов». Как стало понятно из показаний под присягой в лондонском суде во время слушания дела «Березовский против Абрамовича», залоговые аукционы проводились с серьезными нарушениями принципов равенства участников. Исключение конкурентов из списка потенциальных покупателей госактивов позволило некоторым российским предпринимателям получить эти активы по заниженным ценам. Это, в свою очередь, подорвало доверие общества к результатам приватизации, что привело к нелегитимности частной собственности.

Корпоративное управление

Отсутствие рыночных институтов – и, следовательно, наличие институциональной экономии от масштаба – имело последствия и для структуры корпоративного управления. Незащищенность прав собственности акционеров привела к тому, что единственное решение проблемы согласования интересов различных собственников внутри компании заключалось в консолидации собственности. В большинстве крупных российских компаний крупнейшие собственники сосредоточили в своих руках как минимум 50%, а в некоторых случаях и 75% акций. Процесс консолидации собственности занял несколько лет, в течение которых владельцы компании не имели возможности и стимулов инвестировать в повышение производительности.

Российский бизнес и российский экономический рост

Насколько оправдались надежды реформаторов на то, что приватизация приведет к росту производительности и к созданию спроса на рыночные институты? В 1990-х гг. было принято считать, что с этой точки зрения приватизация полностью провалилась. 2000-е годы показали, что положительный эффект приватизации существует, но отложен во времени. Работы экономистов Дэвида Брауна, Джона Эрла, Алмоса Телегди и политолога Скотта Гелбаха показали, что сразу после приватизации производительность приватизации в России была действительно ниже производительности сопоставимых госпредприятий – но приватизация действительно приводила к положительным результатам через 5-7 лет. Скорее всего, это связано с тем, что частные собственники сначала должны были консолидировать собственность – и только после этого занимались реструктуризацией и повышением эффективности. Второе возможное объяснение заключается в том, что инвестиции в повышение производительности возможны только при наличии макроэкономической стабильности, которая возникла после устранения дефицита бюджета – после дефолта 1998 г. и роста цен на нефть в 2000-х.

То же самое произошло и со спросом на рыночные институты. В начале 2000-х Россия провела целый ряд прорыночных реформ – налоговую, земельную, реформы лицензирования и валютного регулирования,  и т.д. Практически все эти реформы были разработаны по настоянию и в сотрудничестве с бизнес-сообществом. В то же время, когда – после 2004 г. – государство провело масштабную национализацию, реформы полностью остановилось. Несмотря на то, что правительство много раз заявляло о готовности провести либеральные реформы – и имело полный контроль над парламентом и региональными властями, никаких реформ проведено не было – именно потому, что у госкомпаний спроса на прорыночные реформы нет и быть не может.

Успехи и провалы российского бизнеса

За последние 30 лет российский бизнес прошел большой путь. Хотя в целом производительность все еще существенно (в 2-3 раза) отстает от американской, российские компании – как приватизированные, так и созданные с нуля – доказывают, что российский бизнес может выполнять свои функции даже в самых неблагоприятных условиях. В 2009 г. компания McKinsey провела исследование производительности в пяти секторах российской экономики: энергетике, металлургии, розничных банках, розничной торговле и жилищном строительстве. Исследование показывает, что в тех секторах, где регулирование не препятствует повышению эффективности и конкуренции, российские компании смогли существенно сократить свое отставание от глобальных лидеров. Неудивительно, что России удалось серьезно продвинуться в решении одной из самых болезненных проблем российского общества – «жилищного вопроса». Количество квадратных метров жилья на душу населения выросло с 16 до 23.

В России возникли целые новые отрасли - телекоммуникации и розничное  кредитование. По проникновению мобильных услуг и розничных неипотечных кредитов Россия сегодня не отстает от развитых стран.

В России появились несырьевые компании мирового класса – в том числе и в области высоких технологий (Kaspersky, ABBYY, Parallels, Photonics, Yandex). Вплоть до крымских событий, отрасль информационных технологий продолжала бурно развиваться. В 2012 г. Россия стала одним из главных рынков венчурного инвестирования.

Частный сырьевой бизнес также вышел на новый уровень. В отличие от газовой отрасли, где доминировала государственная монополия, с начала 2000-х гг. нефтяная отрасль повысила добычу на 60 процентов (в то же самое время добыча газа Газпромом снизилась). Два ключевых примера успеха российских реформ – это рост металлургии и угольной промышленности. После снижения оборонных расходов в 4 раз сталелитейная отрасль была вынуждена переориентироваться на внешние рынки. Частная собственность и конкуренция привели к резкому росту производительности в металлургии. Еще более неожиданными были успехи угольной промышленности – которая традиционно была убыточной и субсидируемой. Реструктуризация угольной промышленности – при поддержке Всемирного банка – привела к возникновению в этой отрасли крупных частных предприятий, успешно работающих на внутреннем и внешнем рынке (вплоть до 2013 г.) – и росту производства угля в 2000-х гг. на 40 процентов.

Наконец, совершенно неожиданным стал успех сельского хозяйства. Казалось бы, что удивительного в том, что Россия, обладающая огромной площадью плодородных почв, может быть конкурентным производителем сельскохозяйственной продукции? Тем не менее, коллективизация действительно уничтожила российское крестьянство – и вплоть до 2000-х Россия не экспортировала, а импортировала зерно. В 1990-х, министр сельского хозяйства произнес сакраментальное «страна должна кормить своих крестьян». Однако в 2000-х, после проведения земельной реформы и прихода частных инвесторов в эту отрасль, Россия стала одним из крупнейших игроков на рынке зерна. Роль России была столь велика, что когда – после лесных пожаров 2010 г. – российское правительство неожиданно запретило экспорт зерна, мировые цены на зерно выросли так сильно, что на Ближнем Востоке начались волнения (которые, среди прочего, привели и к падению режима Хосни Мубарака в Египте).

Российский бизнес – это не только победы, но и поражения. Россия пока не реализовала огромный транспортный и туристический потенциал. В России по-прежнему практически отсутствует долгосрочный финансовый рынок – в том числе рынок ипотечного кредитования и страхования жизни.

Во многом, неиспользованные возможности повышения производительности обусловлены расширением госсектора. За исключением Сбербанка, среди российских госкомпаний и госкорпораций отсутствуют примеры успеха. Квинтэссенция неэффективности госсектора – это крупнейшая российская компания, Газпром. За последние 10 лет добыча газа Газпромом упала на 15%. Еще до крымских событий, рыночная капитализация Газпрома лишь вдвое превышала его годовую чистую прибыль (в других развивающихся странах, нормальный показатель отношения стоимости компании к ее прибыли составляет 10-12, а в развитых – 15-16).

Отношение к бизнесу

Если российский частный бизнес справляется с задачей создания рабочих мест и повышения их производительности, почему государство не поддерживает его развитие? Ответ очень прост – для сегодняшней российской элиты прорыночные реформы невыгодны. Да, такие реформы приведут к ускорению экономического роста. Но в результате этих реформ в стране возникнут независимые от власти политические силы. Поэтому правящая элита предпочитает стагнацию росту.

Отрицательное отношение политической элиты к бизнесу разделяет и общество. Во-первых, это результат сознательной антирыночной пропаганды. Для того, чтобы остаться у власти, сегодняшняя элита стремиться убедить большинство граждан в том, что альтернативные сценарии развития России не приведут к росту и процветанию. Но есть и второй фактор. Институциональная экономия от масштаба приводит к тому, что малый и средний бизнес неизбежно проигрывают крупному. Граждане понимают, что созданная рыночная экономика несправедлива. Граждане поддерживают экспроприацию крупного бизнеса чиновниками – даже если такая экспроприация снижает эффективность, она популярна, потому что восстанавливает справедливость. В работе Агиона и соавторов показано, что граждане могут голосовать за увеличение регулирования, даже если они понимают, что бюрократы коррумпированы и расширение роли государства приведет к росту коррупции.  Безусловно, экспроприацию в первую очередь поддерживают те, кому реформы не принесли никаких благ.

Будущее российского бизнеса

Одна из важных тенденций недавних лет в российском бизнесе – это профессионализация менеджмента. Изначально российскими предприятиями управляли собственники первой волны – приватизировавшие свои предприятия или создавшие их с нуля. Впоследствии собственники стали отходить от оперативного управления компаниями, передавая управление профессиональным менеджерам – получившим образование в ведущих мировых бизнес-школах и/или поработавших в международных компаниях, финансах или консалтинге. Этот тренд, безусловно, продолжится. В некоторых странах собственники предпочитают передавать бизнес своим детям. Но в России сами собственники относительно молоды – поэтому у их детей пока нет опыта и/или образования. В этом смысле неудивительно, что собственники первой волны предпочитают профессионалов. Во время кризиса, впрочем, собственники часто возвращаются к управлению компанией – риски потерять все слишком высоки. Так было в 2008-09 гг., так будет и сейчас. Продолжится ли тренд на профессионализацию менеджмента после выхода из сегодняшней рецессии, неочевидно – ведь вполне возможно, что в ходе этой рецессии произойдут серьезные политические изменения, которые могут привести как к дальнейшему огосударствлению экономики, так и к прекращению изоляции.

По той же самой причине непредсказуема и посткризисная структура экономики. В зависимости от того, будет ли после кризиса продолжен курс на изоляцию, доминирование государства и «капитализм для своих», российская экономика может стать более сырьевой – или в большей степени основанной на современных услугах, встраивании в глобальные производственные цепочки и на знаниях.

Сегодняшний российский бизнес выживает во враждебной среде. Неудивительно, что в России – в отличие от других крупных развивающихся экономик – не возникло ни одной крупной транснациональной компании. С другой стороны, нет никаких причин полагать, что российские предприниматели неспособны конкурировать на мировом рынке. Тот факт, что до сих пор у них не было для этого возможностей, не означает, что у российских предпринимателей врожденное отсутствие трудолюбия и таланта.