Последние тридцать

ХХ век стал для России веком городов. Сельский мир дореволюционной России, к 1917 году находившийся уже несколько десятилетий в кризисе, был раздавлен и уничтожен сталинской коллективизацией и индустриализацией. Послевоенное развитие страны советов проходило в условиях перманентного кризиса колхозного сельского хозяйства и постоянного оттока жителей из деревень в города. К 1985 году почти ¾ населения РСФСР были горожанами, тогда как семью десятилетиями ранее в городах проживало около ⅛ населения страны. Городской ландшафт, созданный и сконструированный советским режимом, имел много общего с развитым индустриальным миром Западной Европы и Северной Америки. Общими для них оказались и вызовы развития конца ХХ века, возникшие как реакция на крушение коммунизма и наступление информационной эпохи, к которой оказалось не готово советское общество. Частичное преодоление структурных проблем городского развития позднего советского города стало возможным благодаря Перестройке и ее достижениям. 

Проект модерна

Советские города, как возникшие до революции («Москва — образцовый коммунистический город»), так и построенные после, в своём развитии подчинялись идеологиям коммунистической партии. Упрощая, можно выделить три таких идеологии. В первой городское планирование и проектирование связывалось с построением коммунистического общества – обобществление труда и досуга, дома-коммуны, фабрики-кухни, коммуналки и так далее. Практически сразу эта идеология сменилась идеологией построения социализма в отдельно взятой стране. 30-е годы связаны с массовым промышленным строительством и рабочими слободами вокруг них, а также неоимперским стилем в архитектуре (сталинский ампир). Третья идеология — это города эпохи развитого социализма, в которую можно включить как массовое жилищное строительство, начатое Хрущёвым и его экспериментальными агрогородками, так и появление городского общества потребления при Брежневе. 

Все три идеологии характеризуются двумя особенностями: во-первых, научностью — в основе городского проектирования лежат научные расчеты (от санитарных норм и норм инсоляции до размещения городов в едином экономическом пространстве страны, строящей коммунизм), во-вторых, прагматизмом. Второе качество в какой-то мере амбивалентно: архитектура отображает внешний блеск советского строя (тот же сталинский ампир или простой модернизм второй половины века) при одновременной тотальной экономии на качестве городской среды в угоду ВПК, скрываемой государственной пропагандой. 

Современные российские города являются наследниками в первую очередь второй и третьей идеологии. От второй России достался северный архипелаг городов гулаговской колонизации и сотни городов и рабочих посёлков сталинской индустриализации. В какой-то мере это каркас расселения и производственных мощностей, оказавшийся неприспособленным к постиндустриальному миру и его вызовам. Третья идеология, продолжая предшествовавшую в плане увязки городского и промышленного развития, всё так же смотрит на нас панорамой серых хрущевок и высотных брежневок. Однако такой взгляд был бы однобоким по ряду причин. Во-первых, в последний период был решён жилищный вопрос, во-вторых, горожане были обеспечены качественными основными городскими благами (от канализации до детских садов и поликлиник), в-третьих, развитие городов осуществлялось, что важно, на основе планирования и научного подхода, адекватного тому времени.        

Идея соцгорода 1930-х как города рабочего класса, выраженная в кирпиче и бетоне; наукограды, закрытые города атомных станций и военных технологий послевоенного времени в виде россыпи спутников вокруг больших городских центров как идея советского научного триумфа, были в общемировом тренде развития городов, пока он не надломился в начале 1970-х. По мере того, как страна скатывалась в эру застоя, советские города покрывались пылью фабричного смога.   

Крах плановой экономики вскрыл ряд проблем советского города. Два самых наглядных примера — это перекос в занятости населения из-за сверхиндустриализации, как следствие — недостаточно развитый сектор услуг и торговли, и слабая автомобилизация населения. Обе проблемы были моментально решены в кризис 1990-х годов даже при падающих доходах и обнищании горожан. Рыночная экономика компенсировала запрос населения на предоставление услуг и личный автомобиль, однако она же стала катализатором возникновения новых проблем, особенно в крупных мегаполисах: хаотичная застройка коммерческой недвижимостью внутри города, пространственная структура которого, сложившаяся в советский период, не была спланирована для высокого уровня автомобилизации.    

Городской воздух делает свободным

Советский город конструировали два субъекта: советская власть и предприятия — последние за собственные средства зачастую строили для своих работников жилье и социальную инфраструктуру, в ряде случаев именно они для горожан были источником благ, которые распределялись, а не покупались на рынке, как уже в новой России. В ходе реформ 1990-х годов миллионы россиян стали собственниками приватизированных квартир и домов, появились тысячи предпринимателей и владельцев городской земли. Современный российский город – это город множества стейкхолдеров и их зачастую противоречивых интересов и видений того, как должен развиваться город. Для согласования и соблюдения баланса их мнений и интересов в российской практике существует два основных инструмента — это генеральный план, который определяет контуры будущего развития города в пространственном аспекте, и правила землепользования и застройки, которые устанавливают правовой режим использования земельных участков (от вида использования до этажности). Если генеральный план как институт существовал ещё в советское время, то правила землепользования и застройки — абсолютно новое явление, задача которого защитить интересы горожан (которые хотят быть уверены в том, что рядом с их домом не построят торговый центр или завод) и собственника земельного участка (который точно знает, что он может строить на своем участке или как ему развивать уже существующую недвижимость без необходимости согласовывать свои действия с городскими властями). Симптоматично, что в Москве по сей день нет правил землепользования и застройки.    

Система управления городом претерпела кардинальные изменения в сравнении с советским периодом. Современный политический режим в России многими политологами и экспертами рассматривается скорее как недемократический с воспроизводством элементов советского авторитаризма, текущая система городского управления не копирует черты предыдущий эпохи. Основное отличие — это создание системы местного самоуправления, формально отделённого от государственной власти. Горожане получили право избирать глав городов и своих депутатов в представительные органы муниципальных образований, законодательно также утверждены другие права на участие горожан в жизни города — в частности, публичные слушания. Выстраивание работы местного самоуправления в последние 30 лет имело две тенденции. Во-первых, это развитие самой системы функционирования городских администраций после 2000 года через усложнение и появление новых инструментов городского управления, таких, как программы муниципального развития, документы пространственного планирования разного характера, информатизация и предоставление муниципальных услуг в электронном виде и многое другое. Фактически можно говорить о восстановлении самой системы городского управления, развалившейся в начале 90-х. Одновременно с первой тенденцией в 2000-е был взят курс на встраивание местных властей в федеральную вертикаль власти через бюджетное ослабление муниципалитетов, перераспределение полномочий между местными и региональными властями, отменой в ряде случаев прямых выборов глав городов и появлением института «сити-менеджера». 

Помимо классической формы участия горожан в управлении города через выборы, в российской городской жизни появилось «право на город», о котором на Западе стали говорить после 1968 года. Горожане стали реализовывать свое «право на город» через создание групп активистов и ассоциаций по защите локальных интересов: борьба против точечной застройки, защита скверов и общественных мест. Правительство Москвы, к примеру, смогло отчасти инкорпорировать «право на город» в систему управления городом через создание псевдодемократических электронных сервисов вроде «Активного гражданина» и «Нашего города». Хотя эти сервисы представляют собой замечательные инструменты обратной связи, претендуют они на большее, позиционируясь как «референдумы», что выхолащивает суть демократического правления, особенного актуального для Москвы, где местное самоуправление фактически отсутствует. 

Для Москвы постперестроечные времена примечательны тем, что впервые в ее истории центральное правительство не участвует напрямую в жизни города. Ни Борис Ельцин, ни Владимир Путин не вмешивались в разработку генерального плана, не высказывались по тем или иным ключевым вопросам развития Москвы, не определяли архитектурный вид столицы. Единственное исключение имело место при Дмитрии Медведеве, когда произошло присоединение части Московской области к Москве. Архитектура города стала независимой от высшей политической власти, правда, существовал феномен довольно своеобразной лужковской архитектуры. Однако не существует какого-то особенного стиля Собянина. Хотя по всей стране наблюдается тренд на бюрократизацию согласования архитектурного облика новых зданий с существующей застройкой (не только в исторических частях городов), но это скорее общемировая, чем сугубо российская практика. С осторожностью можно сказать, что в городах реализовано право собственников и горожан на собственный независимый архитектурный вкус. Насколько он ужасен – это другой разговор. 

Неприятие общественностью реконструкции центра Москвы и вообще развитие в российских городах так называемого хипстерского урбанизма и его критика являются следствием нереализованности «права на город». Проблема не в том, что Тверская улица похожа после реконструкции на колумбарий: эстетические предпочтения и вкусовые различия находятся вне демократической политики, а в том, что московская власть самостоятельно, без учета мнения горожан, этот колумбарий построила. Но в сравнении с советским временем это существенный шаг вперед, поскольку тогда даже критическое высказывание постфактум  было бы невозможным.       

Демонополизация права центральной власти на определение курса развития страны и городов стимулировала местные администрации интегрироваться в мировую систему городов. Формальный эгалитарный подход в поддержке городов сменён условно рыночным подходом соревнования за ресурсы, где проигравшие города вместе со своими жителями «выдавливаются» на периферию с перспективой вечного отставания от лидеров и даже середняков.  Новая рыночная реальность превратила города в коммерческие предприятия, занятые выстраиванием своего уникального бренда и поиском инвесторов. Но эта же реальность позволяет городам выстраивать собственную идентичность: не все советские города как пример и образец превосходства социалистического образа жизни, а отдельная Казань как мост между Россией и развитым исламским миром или Владивосток как «свободный порт» и ворота тихоокеанского региона. 

Если для ХХ века Москва — это столица первого социалистического государства в мире, то в ХХI веке Москва пытается выстроить свою идентичность как глобального города, одного из равных наряду с Нью-Йорком, Токио, Сингапуром, Лондоном. Скорее всего, столицу России нельзя отнести к глобальным городам, как ни хотелось бы городской администрации гордиться лоском неоколониализма, идущим в паре со статусом глобального города. Требования к качеству институтов по защите прав собственности и качеству городской среды таковы, что претендовать на столь высокую роль в ближайшей перспективе не приходится. Но в борьбе за ресурсы страны с другими городами России Москва уверенно побеждает, хотя в этом нет её заслуги совершенно. Приматность Москвы есть побочный продукт политической системы Российской Федерации у которой, в общем-то, нет видения того, как должны развиваться города в стране. 

Будущее российского города

Можно предположить, что будущее российского города связано с реализацией горожанами своего «права на город». Хотя российский политический контекст таков, что возможности для гражданского участия в жизни города уменьшаются, экономические реформы последних 30 лет стимулируют горожан как собственников нести ответственность за будущее своего города. Патерналистские установки большинства населения в определенной мере тормозят процесс их включения в общегородскую жизнь, однако политика федерального правительства по отказу от своих социальных обязательств создает вакуум, который может быть (и должен) заполнен только работой городских сообществ. 

В 2000-е годы создан институт локального самоуправления на уровне многоквартирных домов — товарищества собственников жилья. Ключевое следствие реформы в том, что теперь коллективный собственник определяет, как будет содержаться дом. Мы наблюдаем примечательный образец прямой демократии. Однако среди горожан нет осознания того, что за качество своей жизни отвечают только они сами напрямую через управление домом. Сопротивление обязательным взносам на капитальный ремонт показывает, что собственники не готовы к  такой ответственности: самоорганизовываться и финансировать содержание своей частной собственности.    

Вопрос ответственности за собственность указывает на следующую проблему, которая, в общем-то, ключевая: при каких условиях российский постсоветский город перестанет существовать как явление и какая форма организации городской жизни придёт ему на смену. Постсоветский или постсоциалистический город – это сплав рыночных отношений и противоречивых практик современного городского управления и гражданского самоуправления, зажатый в пространственный каркас советского градостроительства. Сейчас российский город воспроизводит себя с помощью градостроительных технологий середины прошлого века: микрорайонная застройка на окраинах городов, устаревшие строительные правила и нормы (которые, впрочем, не всегда соблюдаются), а также устаревшие строительные технологии, недоинвестирование в транспортную инфраструктуру, которая бы соответствовала текущему уровню автомобилизации.

Через несколько десятилетий перед подавляющим большинством городов встанет вопрос массовой реконструкции и редевелопмента городских территорий, однако уже сейчас можно сказать, что общество ни финансово, ни технологически к этому не готово. Пока сложно спрогнозировать, с какими именно вызовами столкнется вся городская цивилизация, хотя общие черты будущего, которые уже можно наблюдать сейчас, постепенно проступают. Однако можно предположить, что в условиях технологического отставания и экономической стагнации, роботизация, биомедицинские технологии, автономные энергосистемы исключат Россию из мировой системы городов, оставив её навсегда в постсоветской эпохе.